— Нельзя. Мистер Фредерик, поцелуйте мисс Джейн. Фредерик заметил, что комната вращается.
— Что? — выговорил он.
— Поцелуйте мисс Джейн и скажите: «Больше не буду».
— Она дразнится.
— Ай-яй-я-яй! А кто у нас маленький джентльмен? Фредерик вымученно улыбнулся.
— Простите…
— Не за что, — отвечала Джейн.
— Теперь поцелуйте, — напомнила няня.
— Не буду! — сказал Фредерик.
— Что?! — Няня погрозила ему пальцем. — Идите в шкаф и сидите там, пока не одумаетесь.
Мы, Маллинеры, горды. Один из наших предков удостоился при Креси похвал Его Величества. Но Фредерик вспомнил слова брата. Да, сидеть в шкафу — недостойно нас, но лучше ли, если у немолодой дамы будет сердечный приступ? Опустив голову, он пошел в коридор, а там — и услышал, как повернулся в скважине ключ.
Проведя минуты две в раздумьях, рядом с которыми похмельные мысли Шопенгауэра показались бы мечтами Полианны, он услышал голос:
— Фредди… То есть мистер Маллинер.
— Да?
— Она ушла на кухню. Выпустить вас?
— Не беспокойтесь, — холодно ответил он. — Мне и тут неплохо.
Время текло. Через час или через годы дверь открылась и закрылась. Фредерик с удивлением заметил, что он не один.
— Что вы тут делаете? — неприветливо осведомился он. Джейн не отвечала, но странно крякала. Почему-то, против воли, Фредерик ее пожалел.
— Ну-ну! — неловко сказал он. — Не плачьте.
— Я не плачу. Я смеюсь. Жалость мгновенно исчезла.
— Вам кажется, — спросил он, — что это очень смешно? Черт знает где сидим…
— Не ругайтесь.
— Почему? Мало того, что я вообще сюда попал, так еще сиди в шкафу…
— …черт знает с кем.
— Этого касаться не будем, — с достоинством сказал он. — Сиди в шкафу, когда можно, к примеру, играть в гольф.
— Вы еще играете в гольф?
— Естественно. А что такого?
— Нет-нет, ничего. Я рада, что вы развлекаетесь.
— Почему бы мне не развлекаться? Вы что, думаете…
— О, нет-нет-нет! Я знала, что вам это безразлично.
— Что именно?
— Ах, неважно!
— Вы хотите сказать, что я… гм-м-м-м… мотылек?
— Конечно. Из самых заядлых.
— Ну, знаете! Да я в жизни…
— Вот как?
— Именно так.
— Смешно!
— Что именно?
— То, что вы сказали.
— У вас извращенное чувство юмора. То вам смешно сидеть в шкафу, то…
— Надо же как-то развлечься. Вы знаете, за что меня заперли?
— И знать не хочу. За что?
— Я закурила. О, Господи!
— Что там еще?
— Кажется, мышь. Как вы думаете, их тут много?
— Конечно. Просто кишат.
Он хотел поярче описать их — скажем, шустрые, крупные, коварные, — но тут что-то стукнуло его по ноге.
— Ой! — воскликнул он.
— Простите. Это я вас?
— Меня.
— А я думала, мышь.
— Ах, вон что!
— Больно?
— Так, не очень.
— Простите.
— Пожалуйста.
— А если бы я попала в нее, она бы испугалась, правда?
— В жизни бы не забыла.
— Значит, простите.
— Да ладно, что там! Какая-то нога, когда…
— Когда что?
— Не помню.
— Когда сердце разбито?
— Сердце?! Ну, что вы! Я очень счастлив. Кстати, кто этот Диллингуотер?
— Да так, один.
— Где вы с ним познакомились?
— У Пендерби.
— А обручились?
— Тоже у них.
— Вы опять там были?
— Нет.
Фредерик фыркнул.
— Минуточку. Когда вы к ним ехали, вы собирались выйти за меня. Значит, уложились в две недели?
— Да.
Тут бы и заметить: «О, женщина!», но как-то в голову не пришло.
— Не понимаю, — сказала Джейн, предпочитая наступление, — какое у вас право меня осуждать.
— Кто вас осуждал?
— Вы.
— Когда?
— Сейчас.
— Я? — удивился Фредерик. — Да я и не намекнул, что вы поступили низко, подло, гнусно, мерзко и непотребно.
— Намекнули. Вы фыркнули.
— Если здесь нельзя фыркать, надо было предупредить.
— И вообще, кто бы говорил! После того, что вы сделали…
— Я? А что я сделал?
— Сами знаете.
— Простите, не знаю. Если вы про тот галстук, я все объяснил: во-первых, его вообще носить нельзя, во-вторых, там цвета чужих клубов.
— Какой галстук! Я про то, как вы обещали меня проводить и позвонили, что у вас дела, а я по дороге на вокзал зашла в кафе — и что же? Вы сидите с крашеной мымрой в розовом платье.
— Повторите, — сказал Фредерик. Джейн повторила.
— Господи! — сказал Фредерик.
— Меня как по макушке ударили…
— Постойте! Я все объясню.
— Да?
— Да.
— Все?
— Все.
Джейн покашляла.
— Сперва вспомните, что я знаю всю вашу семью.
— При чем она тут?
— Может, вы хотите сказать, что это — троюродная тетя.
— Ничего подобного. Это актриса. Вы ее могли видеть на эстраде в «Ту-ту!».
— По-вашему, вы все объяснили?
Фредерик поднял руку, призывая к молчанию, но понял, что все равно ничего не видно.
— Джейн, — сказал он тихим, дрожащим голосом, — помнишь, как мы гуляли в Кенсингтонском саду? Такой хороший был день…
— Не надейтесь меня растрогать.
— Я и не надеюсь. Я напоминаю, что мы встретили китайского мопса. Мопс как мопс, но ты пришла в восторг. С той поры у меня было одно дело в жизни — найти его и купить. Оказалось, что принадлежит он этой… м-м… даме. Мне удалось с ней познакомиться, я стал ее обхаживать. Тогда, в то утро, она сдалась. Пришлось позвонить тебе, а потом часа два слушать, как в последнем шоу ее оттер комик, представив, что пьет чернила. Ничего, я выдержал, к вечеру привез мопса, а наутро получил твое письмо.
Молчали они долго.
— Это правда? — спросила наконец Джейн.
— Конечно, правда.
— Посмотри мне в лицо.
— Какое лицо, тут тьма тьмущая?!
— Ну ладно. Так это правда?
— Еще бы!
— Мопса показать можешь?
— Сейчас — не могу, а дома — пожалуйста. Наверное, жует ковер. Подарю тебе на свадьбу. Мопса, не ковер.
— О, Фредди!
— На свадь-бу, — повторил Фредди, хотя слова застревали в горле, как патентованная каша.
— Да я ни за кого не выхожу!
— Повтори, пожалуйста.
— Я ни за кого не выхожу.
— А Диллингуотер?
— С ним все кончено.
— Кончено?
— Да. Это ведь я с досады. Думала — ничего, зато тебе неприятно, но он стал есть при мне персик. Забрызгался выше бровей. А потом еще кофе пил и так это всхрюкивал. Что ж это, всю жизнь сиди и жди, когда он всхрюкнет? В общем, я ему отказала.
— Джейн! — сказал Фредерик.
— Фредди!
— Джейн!
— Фредди!
— Джейн!
— Фредди!
— Джейн!
Прервал их слегка ослабленный годами, но непререкаемый голос:
— Мастер Фредерик!
— Да?
— Больше не будете?
— Нет.
— Поцелуете мисс Джейн?
— А то как же!
— Тогда выходите. Я яичек сварила.
Фредерик побледнел, но тут же взял себя в руки. Ах, это ли важно?
— Ведите меня к ним, — спокойно сказал он.
КИВАТЕЛЬ
Когда в кинотеатре «Сладостные грезы» пошел новый фильм «Мой малыш», у нас начались бурные споры. Четыре зрителя явились в «Привал рыболова» после первого же сеанса, и разговор, естественно, обратился к малолетним звездам.
— Я так думаю, — сказал Ром, — это все карлики.
— Да, говорят, — поддержал его Виски-с-Содовой, — на каждой студии есть специальный человек, который ездит по циркам. Найдет хорошего карлика — хапц! — и в Голливуд.
Почти непроизвольно мы обернулись к мистеру Малли-неру, как-то чувствуя, что этот кладезь премудрости даст окончательный ответ. Ответил он не сразу, сперва отхлебнул горячего виски с лимоном.
— Проблема эта, — сказал он в конце концов, — волнует умы с тех самых пор, как малолетние полипы вошли в моду. Одни полагают, что ребенок не может быть таким противным, другие — что приличный карлик так низко не опустится. Но кто сказал, что карлики приличны? Сложный вопрос…