Она вышла через веранду к гаражу, где стоял ее драндулет, и со двора донесся голос: «Рыбке нужно море, пчеле нужны цветы, на счастье или горе мне нужен только ты».
Смидли Корк, словно ища опоры, бессильно откинулся на спинку дивана. Хотя утро было теплое, он дрожал, как может дрожать только убежденный холостяк перед лицом открывшейся ему неизбежности брака.
ГЛАВА II
Джо Дэвенпорт угощал Кей Шэннон в «Лиловом цыпленке», в центре Гринвич-Вилледж. Будь его воля, он предпочел бы пригласить ее в «Колони» или «Павильон», в общем, куда-нибудь пошикарнее, но у Кей были строгие принципы в отношении молодых людей, склонных к мотовству, даже если речь шла о шальных денежках, сорванных на джек-поте радиовикторины. Подобно своему дядюшке Смидли, она подозревала, что подобные траты не окупаются. С чем, однако, не мог согласиться желудок Джо, привыкший функционировать в условиях высоких стандартов; слава Богу, теперь ему оставалось превозмочь последний пункт меню — кофе.
Официант принес кофе, дохнул Джо в затылок и удалился, а Джо, только что рассуждавший о губительном эффекте опробованных спагетти, внезапно оставил эту тему и обратился к той, что более всего занимала его мысли, когда ему случалось сидеть за одним столом с Кей.
— Ну Бог с ними, со спагетти, — сказал он. — Если пожелаешь, мы вернемся к ним попозже. Сейчас на повестке дня вопрос потоньше. Только не удивляйся. Хочу спросить, ты за меня замуж не выйдешь?
Она сидела, подавшись вперед, опершись подбородком на ладони и смотрела на него тем серьезным испытующим взглядом, от которого у него переворачивало душу. Именно серьезность Кей и привлекла его с первой же минуты их встречи. К тому моменту у него как раз вызрело ощущение, что мир чересчур переполнен женскими улыбками, особенно в Голливуде, где ему выпало обитать. Прежде чем в его жизнь вошла Кей, его существование превратилось в сущий ад сверкающих зубов и ослепительных оскалов.
— Выйти за тебя замуж?
— Вот именно.
— Откуда такие дикие идеи!
Кей повернула голову и посмотрела, что делалось у нее за спиной. «Лиловый цыпленок» являл собой образчик тех непрезентабельных гринвич-вилледжеских забегаловок, где никто не считает нужным стеснять себя условностями, и как раз сейчас за столиком в углу мужчина с артистической внешностью и девушка с постным выражением лица принялись спорить так рьяно, будто находились в собственном доме. Удовлетворив любопытство, Кей встретилась глазами с Джо, и тот смущенно нахмурился.
— Не обращай внимания на эту парочку, — упредил он ее реплику. — Наш брак будет совсем другим. Да эти, может, и вообще не женаты.
— Он, похоже, обращается с ней как законный супруг.
— Наш брак будет блаженством. Ты читаешь Блонди? Значит, разделяешь мнение, что лучший из мужей во всей Америке — Дагвуд Бамстед. Так вот, у меня с ним масса общего: любящее сердце, нежная душа, привязанность к собакам и вкус к экзотическим бутербродам. Выходи за меня, и ты получишь супер-Дагвуда. Не услышишь ни единого грубого слова. Не встретишь косого взгляда. Каждое твое желание будет для меня законом. Я стану подавать тебе завтрак в постель и курить целебные смолы, если у тебя случится мигрень.
— Звучит заманчиво, — протянула Кей. — А скажи-ка мне вот что. Почему, когда ты приглашаешь меня на ланч, ты не делаешь предложения раньше, чем подадут кофе? Почему бы это? Дань привычке?
— Отнюдь. Дело тонкое. Психология. Я рассуждаю так: сытая девушка гораздо уступчивее голодной. К тому же терпеть не могу, когда в такой деликатный момент за спиной шныряют любопытные официанты и делают на тебя ставки. Ну что, решилась?
— Нет.
— Ты и в прошлый раз так ответила.
— И этот не будет исключением.
— Значит, от ворот поворот?
— Значит, так.
— И это после того, как ты наелась моего мяса?
— Я ела спагетти.
— Без разницы. Чем бы леди ни кормилась с руки джентльмена, сам этот факт накладывает на нее ответственность. Она должна расквитаться с ним.
Артистическая персона и его подруга с постной физиономией заплатили по счету и ушли. Не стесняемый более их присутствием, Джо почувствовал себя посвободнее и взял быка за рога.
— Твои упорные отказы порядочному мужчине действительно достойны удивления. «Нет! Нет! Нет!» — просто Молотов в юбке. Впрочем, это не важно.
— Нет?
— Вот видишь — опять нет! Ты небось и во сне это повторяешь.
— Так почему же это не важно?
— Потому что ты обречена на брак со мной. Хотя бы из-за денег.
— Много их у тебя?
— Штука баксов.
— И все?
— Что значит — все? Сколько бедняков и мечтать не смеют о такой сумме! И бедняжек тоже. Например, твоя тетушка Билл.
— Я имела в виду — это все, что осталось от твоего выигрыша?
— Да, знаешь, денежки текут как вода. Такова жизнь холостяка. Судя по Билл, и старой девы тоже. Ты, кстати, давно от нее ничего не слышала?
— Порядком.
— А я утром получил телеграмму.
— О чем же она тебе сообщает?
— У нее какой-то грандиозный план.
— Что за план?
— Она не уточнила. Очень таинственное послание.
— Что-нибудь безумное.
— Ну, что ты! Билл и безумие — вещи несовместные. Старушка Билл — самая смышленая бабенка из всех, кто когда-либо толпился у голливудской кормушки со времен Бетти Грейбл.[2] Билл — дама с идеями. Когда мы с ней вместе горбатились на «Суперба-Лльюэлин», на Кауэнга-бульвар рыскал один дорожный полицейский, который имел обыкновение устраивать засаду где-нибудь в темном уголке, обрушиваться на какого-нибудь ничего не подозревающего мотоциклиста и вручать штрафную квитанцию. Мы наблюдали эти исторгающие слезы сцены в окно, мучаясь от собственного бессилия, потому что горели желанием помочь несчастным, но не знали, как, и только Билл хватило ума наказать негодяя. Как-то раз он зашел в аптеку, а она тем временем привязала заднее колесо его таратайки к пожарному шлангу, и, когда он рванул с места, его выбросило из седла и он имел жалкий вид. В этом вся Вильгельмина Шэннон. Женщина, которая не бросает слов на ветер и вообще предпочитает действовать, а не болтать. Но вернемся к нашим баранам. Я остановился на том, что холостяку трудно соблюдать экономию. В качестве человека женатого я остепенюсь и буду бережливым.
— Я не собираюсь за тебя замуж, Джо.
— Что так? Я тебе не нравлюсь?
— С тобой приятно посидеть за столом.
Официант недвусмысленно замельтешил перед их столиком, и Джо, угадав его мысли, спросил счет. Потом бросил через стол взгляд на Кей и в очередной раз подумал, какая же странная штука жизнь. Никогда не знаешь, что она тебе подбросит. Он прекрасно помнил, что, когда, уезжая из Голливуда, по просьбе Билл Шэннон связывался в Нью-Йорке с ее племянницей Кей, служившей в журнальной редакции, делал это исключительно по дружбе. Никогда не страдавший от недостатка женского общества, он не ожидал большого удовольствия от того, что в его красной записной книжечке прибавится еще один адрес. Но раз уж Билл попросила его связаться с Кей, он связался. И результатом этого безобидного акта доброй воли стали те эмоциональные встряски, которые так основательно его перебудоражили.
— Билл следовало предупредить меня, что я ступаю на опасную стезю, — сказал Джо, завершая вслух свои мысленные воспоминания. — «Приедешь в Нью-Йорк, — сказала она, — повидай мою племянницу Кей». Эдак невзначай. Мимоходом. И никак не намекнув, что ввергает меня в знакомство с девушкой, которая разделает меня как цыпленка и доведет до нервного срыва. А вы говорите, «La Belle Dame sans Merci». Поэтам и не снилась такая безжалостная дама.
2