Как перетащить этот плечи ломающий груз?
Миг — пришел: говоря рационально, — на камне по водам спускается, зная, что миг колебания, неосторожное слово, беспомощный морг — камень каменной массою ставши — ко дну пойдет!
Забараракали двери, ведущие в номер двенадцатый-пестрою рожей свисавшая ткань, закрывавшая двери, гримасничала, склабясь складками; черными кольцами, точно глазами, напучились фоны обой; и глаза — ненавидели их
— Уврирэ ву?[126]
— Прошу вас открыть!
— Дело в том, что…
— Больному мешаете…
— Кто вы такой?
Это — бохнуло, бахнуло, квакнуло дверью; стояло за дверью; и там восемью сапогами шарчило; ходила, как клык, перламутровогранная ручка.
О, не задерживать пропиравшее прошлое! Дверь — только драночка; дверной замок — только бантик! Вот-вот, разорвав настоящее, — черное скопище — вломится!
— Ки?[127]
— Д'у?[128]
И как насекомое, пяткой раздавленное, прилипает к сиденью, так он, Домардэн, в него влип, лишь отмахиваясь волосатой рукою от двери, толкаясь от двери к профессору клином волос и затылочной шишкой, другою рукой умоляя профессора не отзываться: есть всякие звуки; лицо прятая в грудь, угрызаяся, точно бесчинство, пытавшееся проломиться сюда, — его собственный хвост.
И прислушивались, как слабели нахальные трески, сменясь шебуршаньем старух; одними глазами светящимися, а не ртом, стал рассказывать о пережитых им ужасах.
Было молчанье.
Профессор, как будто не слыша, подкрывался бородой; выраженье лица скрыв усами, развертывал бороду пальцами.
А потолки подскочили на метр
Все ж решаясь, нежнейше помигивая, потерялся улыбкой, как девушка:
— Случай, меня посадивший, — усы, бездыханными став, опустились, — в лечебницу…
И продирал свою бороду пальцами.
— Вас посадивший…
И он оглянулся:
— Сюда…
И на дверь:
— А про это я слышал!
Про что?
— Сблизил нас.
Продирал свою бороду:
— Я — знаю вас.
Оба замерли; оба, взглянув друг на друга, друг друга не видели; и, помолчавши, профессор усами вздохнул, точно деревом ветер.
— И вы меня знаете.
Клин бороды перед ним засигал вопросительным знаком в усилиях не подавиться нервическим иком; мелькнуло в Мандро:
— О, о, —
— страшное что-то в косме, перед ним вы растающей: невероятных размеров казалась она!
Закрываясь, повесился в кресле
Профессор, увидевши это, пытался своей бородой и рукою умалчивать, с неуловимой почти укоризной вздохнув
— Вам бы надо учиться.
Мандро посмотрел на него необычно живыми, внимающими молодыми глазами.
— Наука есть истинный свет.
Тут профессор взглянул очень строго, почувствовав что — перепутался; перевоспитывать спрута не легкая, в корне взять, штука!
А рожа портьеры осклабилась складкой: сказала от четливо:
— Это — Коробкин!
Сказали за дверью хихиком старушечьим дамские, шелг ковые, кружевные «дессу»; закачался со столика страшный парик, повисающий на канделябрине, точно с изогнутого, металлически строгого рога из фона портьеры, где черная лапа царапалась: складки слагалися в наглое рыло.
— Эй, — вы!
И под рылом шарахалась дверь.
* * *То за нею, расставивши фалды, Велес-Непещевич, Вадим Велемирович, в скважину вставился, хлопая глазиком, ползая им, как клопом, по профессору, задом из фалд на диваны небесного цвета, на Мирру Миррицкую пялясь, бросая — и брыком, и мыком
— Молчите.
— Мешаете.
— Вот…
— Посопели.
— Уселись.
Миррицкая с недоуменьем, «Жюли» же с развратной гримасой бросались носами и пальцами в дверь; и потом — друг на друга: носами и пальцами:
— Де з'энбисиль![129]
— «Дьё!»[130]
— «Де фу!»[131]
А Мертетев, схватив эксельбант, заметался меж ними двумя и Велесом, стараясь за фалду его оттащить и, пропятивши зад, самому приложиться: Велес его локтем пихнул бахнув пробкою:
— Это — Коробкин!
И все тут защелкали.
* * *И нарушая молчание, — трудное дело воспитывать спру. та, — профессор Коробкин попробовал:
— Весь вопрос в том, — вами нерационально продумано, — с пыхом усами подергал, — когда…
Как сказать? Недостойно бить битого:
— Весь вопрос в том, что не «вы» или «я», без открытия — вы; я, допустим, — с открытием: гм!
И отдался в дрожавшие и волосатые руки; лицо от лица, как сквозь облако облако, белым, сквозным одуванчиком в солнечный дым перевеялось: