— света невзвидя, матерый, испуганный лапотник, шапки не сняв на распутинца, с матерней руганью —
— бросился прочь!
Палка городового упала: авто, фыркнув, ринулось:
— Дальше?
— Допрос Дюпердри, в результате которого — вслед за Друа-Домардэном, — секретнейшее: Домардэна в Москве задержать.
* * *Так и ломит заборами ветер, летя на Москву; улизнул в переулок, сигать по дворам; вдруг по крыше лузнул; и, как ветром надутый картуз, переулок приплющился; ветер, махнувши Плющихой, ударился — в Брянский вокзал!
И туда же авто.
Генерал Булдуков
Адъютант Сослепецкий был зол: с Александровского, чорт, вокзала — на Брянский.
— Эй, где генерал Булдуков?
— А вон там!
На путях запасных, за кордоном, в парах, переблескивал поезд-игрушка, неделями пар разводя; за зеркальными стеклами щелкала белоголовая пробка; тут пил Булдуков с Бурдуруковым, при адъютанте, с певичкой, Азалией Пах, и с артисткою, Зоею Стрюти; Велес-Непещевич с портфелем при них состоял (для особых их поручений).
Из окон маячили тени.
Под окнами штык часового острился, — не выблеском стали, а — злым остроумьем; не бил барабан ходом маршевых рот; прапор — рапортовал: —
— «Раз»!
— «право!»
— «Раз!»
— «право!» —
— Ветер захватытывал голос: едва долетало:
— Расправа!
— Расправа!
И — песня плескалася:
Эй, забрили наши лбы Штуки петербургские, — Посадили на бобы Бережки мазурские. Против шерсти нас не гладь: Стали мы, как ёжики: Не позволим приставать, — Востры наши ножики. * * *— Так, — процедил генерал Булдуков, — соберите вы там… — покряхтел он.
И — долгая пауза:
— Ну, и…
Тут сделавши пальцем — так, что-то глазенками тыкнулся в Велес-Непещевича.
— Ставке ответите.
Что отвечать-то?
Велес-Непещевич весьма выразительно гымкнул.
— Так точн… вышпревсходство!
Щелкнул шпорою, честь отдал: марш!
А Велес-Непещевич, который вернулся из Англии только что, взяв его под руку, с ним впечатленьем делясь, заводил его — взад и вперед.
— Объясняю им в Лондоне: «Не принимаю: негодные шины!» — «Нет, сер, — вы их примете!» — Шлю телеграмму: из Лондона в Питер; ответили: «Наши союзники: автомобильные шины — принять».
Где-то перецепляли вагоны, куда-то катя их; от фронта румынского несся, как вошью укушенный, поезд — с разбитыми стеклами: ором и дёром; обратно тащились вагоны, — до фронта, пути перекупорив; и по приказу начальника армии, номер такой, их валили с путей: под откос.
— Приезжаю, — гудел Непещевич, — я в Питер: там «фоны».
Вагоны…
— Там — «деры»!
Два тендера…
Вдруг — мимоходом:
— Пан Ян вас сейчас повезет: быть свидетелем…
— Да пощадите: я — с фронта, еще не умывшись…
— Нельзя, дорогой: потерпите; «он», — взгляд в булдуковские окна, — боялся ответственности, на меня взвалил; там у вас — Ставка; у нас — жандармерия; там — филиал Милюкова, а здесь у нас — Штюрмер; вот «он» и боится все…
— Наш Булдуков — бурдурукает… — к ним подошел Пшевжепанский.
Прошел паровоз: поворот колес, — красных.
— Вот вас господин адъютант подвезет: поработаете.
На путях запасных стали; ясно Велес-Непещевич весьма объяснял, что —
— короткие волны — убийственны; принцип открытия — наикратчайшие волны: орудия нынешние — чепуха, коли у волновой, новой пушки отверстие менее, чем у пипеточки, а район действия…
— Вы понимаете сами?
Под гулом войны мировой — гул иной: гул подпольный.
— Об этом — не крикнешь теперь: перекрадывать след к овладенью войной — вот что нужно!
И он — спохватился:
— Ну, — с богом!
По рельсам пошли.
Та же песенка — издали:
Брудер — канн ман? Я — ман канн! Денежки немецкие! Разбирайте балаган, Руки молодецкие!— Слышите?
— Слышу!
И — вышли.
— Лихач!
Елеонство
Вот домик оранжевый встал; желто-серая жескла трава; затусклило едва лиловато: с востока; вот — Дорогомиловский мост, самновейший ампир, где на серых столбах так отчетливо черный металл защербился рельефами: шлемов, мечей и щитов.
— Посмотрите: наш воин; когда-то парадную каску надев, при копье, при коне, на болота мазурские шел воевать с Рененкампфом; смотрите, — в картузике, выданном из интендантства, в шинелишке, спертой у трупа, он — тут!