День не одну и не две мы свиньи на съеденье им режем;Так же они и вино, неумеренно пьянствуя, тратят.Дом же его несказанно богат был, никто из живущихЗдесь благородных мужей — на твердыне ли черного ЗамаИли в Итаке — того не имел; получал он доходаБоле, чем десять у нас богачей; я сочту по порядку:Стад криворогих быков до двенадцати было, овечьихТакже, и столько ж свиных, и не менее козьих (пасут ихЗдесь козоводы свои и наемные); также на разныхПаствах еще здесь гуляет одиннадцать козьих особыхСтад; и особые их стерегут на горах козоводы;Каждый из тех козоводов вседневно, черед наблюдая,В город с жирнейшей козою, меж лучшими выбранной, ходит;Так же вседневно и я, над стадами свиными здесь главный,Лучшего борова им на обед посылать приневолен».Так говорил он, а гость той порою ел мясо, усердноПил и молчал, женихам истребление в мыслях готовя.Пищей божественной душу свою насладивши довольно,Кубок он свой, из которого сам пил, хозяину подал,Полный вина, — и его свинопас с удовольствием принял:Гость же, к нему обратившися, бросил крылатое слово:«Друг, расскажи о купившем тебя господине, которыйБыл так несметно богат, так могуч и потом, говоришь ты,В Трое погиб, за обиду отмщая Атреева сына;Знать я желаю: не встретился ль где он случайно со мною?Зевсу и прочим бессмертным известно, могу ли в свою вамОчередь что про него рассказать — я давно уж скитаюсь».Так свинопас, повелитель мужей, отвечал Одиссею:«Старец, теперь никакой уж из странников, много бродивших,Радостной вестью об нем ни жены не обманет, ни сына.Часто в надежде, что их, угостив, одарят, здесь бродягиЛгут, небылицы и басни о нем вымышляя; и кто бы,Странствуя в разных землях, ни зашел к нам в Итаку, уж верноЯвится к нашей царице с нелепою сказкой о муже;Ласково всех принимает она и рассказы их жадноСлушает все, и с ресниц у внимающей падают каплиСлез, как у всякой жены, у которой погиб в отдаленьеМуж. Да и ты нам, старик, небылицу расскажешь охотно,Если хламиду тебе иль хитон за труды посулим мы.Нет, уж конечно, ему иль собаки, иль хищные птицыКожу с костей оборвали — и с телом душа разлучилась,Или он рыбами съеден морскими, иль кости на взморьеГде-нибудь, в зыбком песке глубоко погребенные, тлеют;Так он погиб, в сокрушенье великом оставив домашнихВсех, наипаче меня; никогда, никогда не найти ужМне господина столь доброго, где бы я ни жил, хотя быСнова по воле бессмертных к отцу был и к матери милойВ дом приведен, где родился, где годы провел молодые.Но не о том я крушуся, хотя и желал бы хоть раз ихОбраз увидеть глазами, хоть раз посетить их в отчизне, —Нет, об одном Одиссее далеком я плачу; ах, добрыйГость мой, его и далекого здесь не могу называть яПросто по имени (так он со мною был милостив); братомМилым его я, хотя и в разлуке мы с ним, называю».Царь Одиссей хитроумный сказал, отвечая Евмею:«Если, не веря вестям, утверждаешь ты, друг, что сюда онБоле не будет, и если уж так ты упорен рассудком,Я не скажу ничего; но лишь в том, что, наверное, скороК вам Одиссей возвратится, дам клятву; а мне ты заплатишьТолько тогда, как входящего в дом свой его здесь увидишь:Платье тогда подаришь мне, хитон и хламиду; до тех пор,Сколь ни великую бедность терплю, ничего не приму я;Мне самому ненавистней Аидовых врат ненавистныхКаждый обманщик, ко лжи приневоленный бедностью тяжкой;Я же Зевесом-владыкой, твоей гостелюбной трапезой,Также святым очагом Одиссеева дома клянусяЗдесь, что, наверно, и скоро исполнится то, что сказал я;Прежде, чем солнце окончит свой круг, Одиссей возвратится;Прежде, чем месяц наставший сменен наступающим будет,Вступит он в дом свой; и мщенье тогда совершится над каждым,Кто Пенелопу и сына его дерзновенно обидел».Страннику так отвечал ты, Евмей, свинопас богоравный:«Нет, ни за вести свои ты от нас не получишь награды,Добрый мой гость, ни сюда Одиссей не придет; успокойся ж,Пей, и начнем говорить о другом; мне и слышать об этомТяжко; и сердце всегда обливается кровью, когда мнеКто здесь хоть словом напомнит о добром моем господине.Также и клятвы давать не трудись; возвратится ли, нет лиК нам господин мой, как все бы желали мы — я, Пенелопа,Старец Лаэрт и подобный богам Телемах, — но о сынеБоле теперь, чем о славном, родившем его Одиссее,Я сокрушаюсь: как ветвь молодая, воспитан богамиБыл он; я мнил, что со временем, мужеской силы достигнув,Будет подобно отцу он прекрасен и видом и станом, —Знать, неприязненный демон какой иль враждующий смертныйРазум его помутил: чтоб узнать об отце отдаленном,В Пилос божественный поплыл он; здесь же, укрывшись в засаде,Ждут женихи, чтоб, его умертвив на возвратной дороге,В нем и потомство Аркесия все уничтожить в Итаке.Мы же, однако, оставим его — попадется ль им в рукиОн, избежит ли их козней, спасенный Зевесом, — теперь тыМне расскажи, что с тобой и худого и доброго былоВ свете? Скажи откровенно, чтоб мог я всю истину ведать:Кто ты? Какого ты племени? Где ты живешь? Кто отец твой?Кто твоя мать? На каком корабле и какою дорогойПрибыл в Итаку? Кто были твои корабельщики? В край наш(Это, конечно, я знаю и сам) не пешком же пришел ты».Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:«Все расскажу откровенно, чтоб мог ты всю истину ведать.Если б мы оба с тобой запаслися на долгое времяПищей и сладким питьем и глаз на глаз осталися двоеЗдесь пировать на просторе, отправив других на работу,То и тогда, ежедневно рассказ продолжая, едва лиВ год бы я кончил печальную повесть о многих напастях,Мной претерпенных с трудом несказанным по воле бессмертных.Славлюсь я быть уроженцем широкоравнинного Крита:Сын я богатого мужа; и вместе со мною других онМногих имел сыновей, им рожденных и выросших дома;Были они от законной супруги; а я от рабыни,Купленной им, родился, но в семействе почтен как законныйСын был отцом благородным, Кастором, Гилаксовым сыном;Он же от всех обитателей Крита, как бог, уважаемБыл за богатство, за власть и за доблесть сынов многославных;Но приносящие смерть, беспощадно-могучие КерыВ область Аида его увели; сыновья же, богатстваВсе разделив меж собою по жеребью, дали мне самыйМалый участок и дом небольшой для житья; за меня жеВышла богатых родителей дочь; предпочтен был другим яВсем женихам за великую доблесть; на многое годный,Был я в деле военном неробок… но все миновалось;Я лишь солома теперь, по соломе, однако, и прежнийКолос легко распознаешь ты; ныне ж я бедный бродяга.С мужеством бодрым Арей и богиня Афина вселилиМне боелюбие в сердце; не раз выходил я, созвавшиСамых отважнейших, против врагов злонамеренных в битву,Мыслью о смерти мое никогда не тревожилось сердце;