Я же от тягостных уз был самими богами избавлен.Голову платьем, изорванным в тряпки, свою обернувши,Бережно с судна я к морю, скользя по кормилу, спустился;Бросясь в него, я поспешно, обеими правя руками,Поплыл и силы свои напрягал, чтоб скорее из глаз ихСкрыться; в кустарнике, густо покрытом цветами, лежал я,Клубом свернувшись; они ж в бесполезном искании с крикомБегали мимо меня; напоследок, нашед неудобнымДоле напрасно бродить, возвратились назад и, собравшисьВсе на корабль свой, пустилися в путь; так самими богамиБыл я спасен, и они же меня проводили в жилищеМногоразумного мужа: еще не судьба умереть мне».Страннику так отвечал ты, Евмей, свинопас богоравный:«Бедный скиталец, все сердце мое возмутил ты рассказомМногих твоих приключений, печалей и странствий далеких.Только одно не в порядке: зачем о царе ОдиссееТы помянул? И зачем так на старости лет бесполезно,На ветер лжешь? По несчастью, я слишком уверен, что мне ужЗдесь не видать моего господина; жестоко богамиБыл он преследуем; если б он в Трое погиб на сраженьеИль у друзей на руках, перенесши войну, здесь скончался,Холм гробовой бы над ним был насыпан ахейским народом,Сыну б великую славу на все времена он оставил…Ныне же Гарпии взяли его, и безвестно пропал он.Я же при стаде живу здесь печальным пустынником; в городК ним не хожу я, как разве когда Пенелопой бываюПризван, чтоб весть от какого пришельца услышать; они жеГостя вопросами жадно, усевшись кругом, осыпаютВсе — как и те, кто о нем, о возлюбленном, искренне плачут,Так и все те, кто его здесь имущество грабят без платы.Я ж не терплю ни вестей, ни расспросов о нем бесполезныхС тех пор, как был здесь обманут бродягой этольским, который,Казни страшась за убийство, повсюду скитался и в дом мойСлучаем был заведен; я его с уважением принял;„Видел я в Крите, в царевом дворце Одиссея, — сказал он: —Там исправлял он свои корабли, потерпевшие в бурю.Летом иль осенью (так говорил Одиссей мне) в ИтакуЯ и товарищи будем с несметно-великим богатством“.Ты же, старик, испытавший столь много, нам посланный Дием,Баснею мне угодить иль меня успокоить не думай;Мной не за это уважен, не тем мне любезен ты будешь —Нет, я Зевеса страшусь гостелюбца, и сам ты мне жалок».Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:«Подлинно, слишком уж ты недоверчив, мой добрый хозяин,Если и клятва моя не вселяет в тебя убежденья;Можем, однако, мы сделать с тобой уговор, и пускай намБудут обоим поруками боги, владыки Олимпа:Если домой возвратится, как я говорю, господин твой —Дав мне хитон и хламиду, меня ты в Дулихий, которыйСердцем так жажду увидеть, отсюда отправишь; когда же,Мне вопреки, господин твой домой не воротится — всех тыСлуг соберешь и с утеса низвергнешь меня, чтоб вперед вамБасен нелепых не смели рассказывать здесь побродяги».Страннику так, отвечая, сказал свинопас богоравный:«Друг, похвалу б повсеместную, имя бы славное нажилЯ меж людьми и теперь и в грядущее время, когда бы,В дом свой принявши тебя и тебя угостив, как прилично.Жизнь дорогую твою беззаконным убийством похитил;С сердцем веселым Крониону мог бы тогда я молиться.Время, однако, нам ужинать; скоро воротятся людиС паствы — тогда и желанную вечерю здесь мы устроим».Так говорили о многом они, собеседуя сладко.Скоро с стадами своими пришли пастухи свиноводы;Стали свиней на ночлег их они загонять, и с ужаснымВизгом и хрюканьем свиньи, спираясь, ломились в закуты.Тут пастухам подчиненным сказал свинопас богоравный:«Лучшую выбрать свинью, чтоб, зарезав ее, дорогогоГостя попотчевать, с ним и самим насладиться едою;Много тяжелых забот нам от наших свиней светлозубых;Плод же тяжелых забот пожирают без платы другие».Так говоря, топором разрубал он большие полена;Те же, свинью пятилетнюю, жирную, взяв и вогнавшиВ горницу, с ней подошли к очагу: свинопас богоравный(Сердцем он набожен был) наперед о бессмертных подумал;Шерсти щепотку сорвав с головы у свиньи светлозубой,Бросил ее он в огонь; и потом, всех богов призывая,Стал их молить, чтоб они возвратили домой Одиссея.Тут он ударил свинью сбереженным от рубки поленом;Замертво пала она, и ее опалили, дорезав,Тотчас другие, рассекли на части, и первый из каждойЧасти кусок, отложенный на жир для богов, был ЕвмеемБрошен в огонь, пересыпанный ячной мукой; остальные жЧасти, на острые вертелы вздев, на огне осторожноНачали жарить, дожарив же, с вертелов сняли и кучейВсе на подносные доски сложили. И поровну началПищею всех оделять свинопас: он приличие ведал.На семь частей предложенное все разделив, он назначилПервую нимфам, и Эрмию, Маину сыну, вторую;Прочие ж каждому, как кто сидел, наблюдая порядок,Роздал, но лучшей, хребтовою частью свиньи острозубойГостя почтил; и, вниманьем таким несказанно довольный,Голос возвысив, сказал Одиссей хитроумный: «Да будетСтоль же, Евмей, и к тебе многомилостив вечный Кронион,Сколь ты ко мне, сироте старику, был приветлив и ласков».Страннику так отвечал ты, Евмей, свинопас богоравный:«Ешь на здоровье, таинственный гость мой, и нашим доволенБудь угощеньем; одно нам дарует, другого лишаетНас своенравный в даяньях Кронион; ему все возможно».С сими словами он, первый кусок отделивши бессмертнымВ жертву, пурпурным наполненный кубок вином Одиссею —Градорушителю подал; тот сел за прибор свой; и мягкихХлебов принес им Месавлий, который, в то время как в ТроеЦарь Одиссей находился, самим свинопасом из денегСобственных был, без согласья царицы, без спроса с Лаэртом,Куплен, для разных прислуг, у тафийских купцов мореходных.Подняли руки они к приготовленной лакомой пище.После ж, когда насладились довольно питьем и едою,Хлеб со стола был проворным Месавлием снят; а другие,Сытые хлебом и мясом, на ложе ко сну обратились.Мрачно-безлунна была наступившая ночь, и ЗевесовЛивень холодный шумел, и Зефир бушевал дожденосный.Начал тогда говорить Одиссей (он хотел, чтоб хозяинДал ему мантию, или свою, иль с кого из других имСнятую: ибо о нем он с великим радушием пекся):«Слушай, Евмей, и послушайте все вы: хочу перед вамиДелом одним я похвастать — вино мне язык развязало;Сила вина несказанна: оно и умнейшего громкоПеть, и безмерно смеяться, и даже плясать заставляет;Часто внушает и слово такое, которое лучше бБыло сберечь про себя. Но я начал и должен докончить.О, для чего я не молод, как прежде, и той не имеюСилы, как в Трое, когда мы однажды сидели в засаде!Были Атрид Менелай с Одиссеем вождями; и с нимиТретий начальствовал я, к ним приставший по их приглашенью;К твердо-высоким стенам многославного града пришедши,Все мы от них недалеко в кустарнике, сросшемся густо,Между болотной осоки, щитами покрывшись, лежалиТихо. Была неприязненна ночь, прилетел полуночныйВетер с морозом, и сыпался шумно-холодной метельюСнег, и щиты хрусталем от мороза подернулись тонким.Теплые мантии были у всех и хитоны; и спали,Ими одевшись, спокойно они под своими щитами;Я ж, безрассудный, товарищу мантию отдал, собравшисьВ путь, не подумав, что ночью дрожать от мороза придется;Взял со щитом я лишь пояс один мой блестящий; когда жеТреть совершилася ночи и звезды склонилися с неба,Так я сказал Одиссею, со мною лежавшему рядом,Локтем его подтолкнув (во мгновенье он понял, в чем дело):„О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,Смертная стужа, порывистый ветер и снег хладоносныйМне нестерпимы; я мантию бросил; хитон лишь злой демонВзять надоумил меня; никакого нет средства согреться“.Так я сказал. И недолго он думал, что делать: он первыйБыл завсегда и на умный совет и на храброе дело.Шепотом на ухо мне отвечал он: „Молчи, чтоб не мог насКто из ахеян, товарищей наших, здесь спящих, подслушать“.Так отвечав мне, привстал он и, голову локтем подперши,„Братья, — сказал, — мне приснился божественный сон; мы далеко,Слишком далеко от наших зашли кораблей; не пойдёт лиКто к Агамемнону, пастырю многих народов, Атриду,С просьбой, чтоб в помощь людей нам прислать с кораблей не замедлил“.Так он сказал. Поднялся, пробудившись, Фоат Андремонид;Сбросив для легкости с плеч пурпуровую мантию, быстроОн побежал к кораблям; я ж, оставленным платьем одевшись,Сладко проспал до явления златопрестольной денницы.О, для чего я не молод, не силен, как в прежние годы!Верно тогда бы и мантию дали твои свинопасыМне — из приязни ль, могучего ль мужа во мне уважая.Ныне ж кто хилого нищего в рубище бедном уважит?»Страннику так отвечал ты, Евмей, свинопас богоравный:«Подлинно чудною повестью нас ты, мой гость, позабавил;Нет ничего неприличного в ней, и на пользу рассказ твойБудет: ни в платье ты здесь и ни в чем, для молящего, многоБед испытавшего странника нужном, отказа не встретишь;Завтра, однако, в свое ты оденешься рубище снова;Мантий у нас здесь запасных не водится, мы не богатыПлатьем; у каждого только одно: он его до износаС плеч не скидает. Когда же возлюбленный сын ОдиссеевБудет домой, он и мантию даст и хитон, чтоб одетьсяМог ты, и в сердцем желанную землю ты будешь отправлен».Кончив, он встал и, пошед, близ огня приготовил постелюГостю, накрывши овчиной ее и косматою козьейШкурою; лег Одиссей на постель; на него он набросилТеплую, толсто-сотканную мантию, ею ж во времяЗимней, бушующей дико метели он сам одевался;Сладко на ложе своем отдыхал Одиссей; и другиеВсе пастухи улеглися кругом. Но Евмей, разлучитьсяС стадом свиней опасаясь, не лег, не заснул; он, поспешноВзявши оружие, в поле идти изготовился. Видя,Как он ему и далекому верен, в душе веселилсяТем Одиссей. Свинопас же, на крепкие плечи повесивМеч свой, оделся косматой, от ветра защитной, широкойМантией, голову шкурой козы длинношерстной окутал,После копье на собак и на встречу с ночным побродягойВзял и в то место пошел ночевать, где клычистые свиньиСпали под сводом скалы, недоступным дыханью Борея.