Мы готовы, впрочем, думать, что это не разные типы, а лишь разные степени. Бедный г. Бердяев* быстро, точно кот в сапогах, шагает в сторону г.г. Волынских*, Минских и Мережковских[9]. Различные этапы "ищущего духа" мелькают перед взорами читателя, точно в панораме. Кто знает, что будет завтра?
Приятно после этой скачки отдохнуть душой на вполне законченном идеализме г. Сигмы и его коллеги г. Меньшикова. Здесь нет места ни опасениям, ни надеждам. Все ясно.
Узколобые материалисты, — жалуется г. Сигма, — утверждают, что "человек есть химическое соединение, вскисшее на особых дрожжах жизни, и все это говорится для того, чтобы сказать, что бога нет, что нет ничего выше человека и что обязательно только то, чего желает человек. А если человек — бог, то ему некому молиться, не перед кем каяться, не из-за чего страдать. На место закона ставится человеческая воля, на место мирового разума — рассудок человеческий, вместо космоса — анархия, вместо лада — разброд". С глубоким раздумием останавливается г. Сигма перед двумя "лестницами мысли": "или точные науки, развитие мышления, обоготворение человеческого ума, анархия; или гармоническое развитие духа, свобода совести, общинность, гармония жизни" (патриархальное грабительство?).
Вспомнив, очевидно, о призыве г. Булгакова от Маркса назад к Николе Чудотворцу (от "ограниченной западной науки" — к "христианской теософии"), г. Сигма справедливо замечает: "В самом деле, что такое современные попытки спиритуалистов, как не примирение точных наук с умозрительными выводами церковного знания. Возьмите, — продолжает благочестивый построчный идеалист, — увещания Антония Великого, пустынника IV века, старавшегося обожить, сделать богоподобными[10] египетских рыбаков и ребят… Способ уразуметь бога, учил пустынножитель, есть благость. Дело благого человека не продавать свободное произволение, внимая приятию богатства, если бы и вельми много было ему даваемо ("ни за какие блага мира, ниже за власть и успех в жизни", — вторит г. Бердяев). Ибо сну подобны суть житейские вещи и богатство есть только безвестная и маловременная мечта".
"…Единственно, чем народ воспитывается, — дополняет г. Меньшиков своего товарища, — это религией; кроткая религия, серьезно проповеданная темным массам, в состоянии дать человеческой душе облик самого высокого благородства".
Как хорошо было бы в самом деле раз-навсегда внушить этим "темным массам" через посредство "кроткой религии", что "богатство есть безвестная и маловременная мечта", а гнет и эксплуатация, как "житейские вещи", суть подобны сну.
Тут мы подходим к блаженной памяти идеалисту государственно-полицейскому Леонтьеву*, который просто и ясно говорил: "религия, это — великое учение… столь практическое и верное для сдерживания людских масс железною рукавицею".
Вот она полная идеалистическая гамма.
— Прочь грязные руки! — вопит г. Бердяев[11], заметив, что в «храме» идеализма его окружает не весьма опрятное общество… А Всемирный Дух смотрит на маленького растерянного г. Бердяева с высоты храма и иронически смеется…
"Искра" N 33, 1 февраля 1903 г.
Юбилейное холопство
Одесский городской голова отправил президенту Академии Наук вел. кн. Константину Константиновичу* следующую телеграмму:
"Представители печати, Общества вспомоществования литераторам и Общества любителей науки, совместно с 400 наборщиками, празднуя двухсотлетие периодической печати и вспоминая неусыпные (!) труды вашего высочества на пользу просвещения и в честь литературы, единодушно (!!) почтительно приветствуют ваше высочество, прося принять сердечные пожелания многих лет и многих сил процветания и славы (!!!) родной литературы".
"Слава родной литературы", это — князь Константин, исключивший по полицейско-сыскным соображениям М. Горького из Академии Наук*. И одесские литераторы в союзе с наборщиками "единодушно и почтительно" склоняются пред одним из насильников "просвещения и литературы". Что это? Фальсификация «единодушия» со стороны одесского городского головы? Или политическое растление деятелей одесской печати?
"Искра", N 33. 1 февраля 1903 г.
Печать патриотического доноса о Финляндии
Леонтьев, «знаменитый» наперсник «знаменитого» Каткова*, говорил: "Пора перестать слову донос придавать унизительное значение". Эта фраза была не простой цинической выходкой, но удачной формулировкой политической программы нашей реакционной печати. "Моск. Вед.", «Свет», «Гражданин», "Новое Время" всей своей газетной практикой стараются привить обывателю эту срамную мысль, что благовременный донос есть естественная функция человека и гражданина.
"Политический горизонт Финляндии, — читаем мы в одном из последних NN "Нов. Вр.", — по-прежнему покрыт тучами… Всюду наблюдается внешнее спокойствие, но подпольная работа местных крамольников в полном ходу… Агенты шведской партии* разошлись по краю и удвоили свое усердие в деле распространения смуты. Нелегальные сходки продолжаются… Суда в Финляндии, в сущности, теперь нет, ибо политиканствующие судьи не жрецы закона, а слуги партии смуты. На свободе по той же причине остаются и главари агитации, но с ними недолго справиться путем некоторых административных полномочий, предоставленных начальнику края" (N 9648). Что это? Газетная статья или секретное донесение полицейского агента, по недоразумению попавшее в печать? И это в такое время, когда у нас даже "главари мирной земской «агитации» устраняются при помощи "административных полномочий", когда вся страна изнывает в борьбе с тем самым режимом, который теперь стремятся ввести в Финляндии… И петербургская газета открыто служит делу самодержавного сыска в непокорной Финляндии. И русское образованное общество не находит средств, чтобы заставить замолчать эту похотливую тварь!
Позор, позор, позор!!!
"Моск. Ведомости", ратуя за введение в Финляндии русских судов вместо финляндских, "потакающих крамоле", говорят: "… нигде так близко не узнает финский народ русской сердечности, русской справедливости и русского великодушия, как в русских судах, действующих именем Российского Монарха!" Вот именно!.. Последние политические процессы могут служить для финляндцев превосходной иллюстрацией этой «патриотической» мысли. Беспощадная жизнь! Охранительный пафос она с тонким коварством превращает в революционную сатиру.
9
В своей статье г. Бердяев с гордостью заявляет, что со времени появления его книги он "далеко ушел вперед" — в сторону "метафизического идеализма и спиритуализма".
10
Точь-в-точь, как и г. Бердяев, который учит нас, что "своего права на образ и подобие божества" (курсив авт.) нельзя уступить ни за какие блага мира, ни за счастье и довольство… ни за власть и успех в жизни" ("Пробл. идеализма", стр. 136).