Но, несмотря на весь свой поистине адский характер, эта практика обуздания общественной стихии имеет много общего с попытками Диккенсовской героини задержать щеткой волны морского прилива…
О! Конечно, мы знаем, что орудие, каким пользуется озверевшая российская власть, бесконечно грознее жалкой половой щетки. О! Разумеется, мы помним, что всеочистительная «щетка» русского самодержавия снабжена острыми железными зубьями, которые — при каждом новом правительственном эксперименте — впиваются в тело, в живое тело русского народа… Но мы в то же время знаем, — и в этом залог нашей победы, — что и самой гигантской жандармско-полицейской щетке не дано задержать волны революционного прибоя!
"Искра" N 43, 1 июля 1903 г.
Политические письма. Помпадур и крамола и т. д
(Помпадур и крамола. Нет Руси, гибнет Русь. «Децентрализация». Помпадур дореформенный, помпадур пореформенный, помпадур будущего)
"Россия задыхается от централизации". — Еще Феденька Кротиков* знал корень зла, еще он находил, что необходимо «децентрализовать», т.-е. радикально эмансипировать помпадура от опеки законов. Конечно, помпадур никогда не был в этом отношении стеснен и всегда знал, что по времени и закону бывает перемена. Но теперь он почувствовал неумолимую потребность в экстренной широте движений, энергии захвата и стремительности атак. Ибо враг неутомим. Крамола приобретает бесчисленные разветвления и проявляется время от времени в актах, захватывающих начальственное дыхание. Прежним «правителям» приходилось искоренять либеральный "Сеничкин яд"*, укрывавшийся либо в акцизном ведомстве, либо в Земской Управе, — да еще время от времени совершать крестовые походы против мужиков, становившихся по этому случаю на колени и заявлявших: "Нечего с нас взять! Нас и уколупнуть негде!". И в те времена требование полной и безусловной децентрализации было, в сущности, простым проявлением капризной помпадурской похотливости. Энергичный помпадур, один из тех, внутри которых "скрывается молния", встречал тогда препятствия не столько в наличности закона, сколько в отсутствии врага. Тогдашний "помпадур борьбы" пытался, если помните, даже вызвать сатану — увы! тщетно. — Чтобы померяться с ним силами, — теперешний нимало не нуждается в столь фантастических предприятиях. Прежде всего значительно расширился круг действия "Сеничкина яда". Затем, — что гораздо важнее, — мужик, коленопреклоненно жалующийся, что его негде уколупнуть, отодвинут на задний план городским рабочим, который не только не становится на колени, но и не снимает шапки, не только не ограничивается указанием на то, что его негде уколупнуть, но и отрицает самое право «уколупывать» его, отрицает помпадура, как носителя этого права, отрицает самый порядок, произрождающий помпадуров.
Да и мужик все более и более становится подозрительным. То цельное крестьянское миросозерцание, ось которого составляла идея: "Без этого — нельзя", расползается во все стороны. Мужик развращается.
С какой горечью отмечает этот процесс либерально-православный саратовский помещик в "С.-П. Вед.". "Нет Руси, гибнет Русь! — Ни костюм, ни песни, ни разговор, ни интересы жизни — ничто не напоминает русского характера, русской широкой души… Нелюбовь к земле, тяготение к городу, вечное недовольство жизнью (нечто страшно опасное во всех отношениях, — замечает г. помещик)… — вот думы народные!" Солдатчина не только не воспитывает мужика, наоборот, вносит в деревню разврат. "Солдат, вернувшийся в деревню, — самый недисциплинированный общественный элемент, никого не уважающий, ничем недовольный и, главное, совершенно отвыкнувший от церкви. Потом следует, — жалуется саратовский народоволец, — жизнь на фабрике, совершенно безнадзорная в нравственном отношении; потом бедность, отчасти переселенческое движение, коснувшееся и центра — вот все это вместе и влияет на народную жизнь…" Нет Руси, гибнет Русь!
На ту же совершенно "безнадзорную в нравственном отношении" жизнь крестьянства жаловался недавно в ливенском земстве гл. Епифанов, предлагавший учредить "попечительство о народной религиозно-нравственности". "Крестьянское население с каждым годом и каждым часом выходит из надлежащего своего быта"… Отхожие заработки, "бесконтрольное религиозно-нравственное поведение" — все это вконец «портит» крестьянскую молодежь. "Такая жизнь крестьянства, — прорицает земский Катон*, - не поведет к хорошему, и в недалеком будущем образуется массовый пролетариат крестьянства".
Да, и отхожие заработки, и «безнадзорная» жизнь в городе, и даже солдатчина, все это разлагает священную «полусоциалистическую» общину, великий устой азиатской деспотии, разлагает стихийно, фатально — и тем вырывает почву из-под ног царизма… И ни "попечительство о народной религиозно-нравственности", проектируемое темным ливенским земцем, ни "общественная веялка", предлагаемая во спасение Крестьянским Союзом Партии С.-Р., - ничто не остановит этого процесса. Крестьянское население с каждым годом и каждым часом выходит "из надлежащего своего быта…"
Рабочий бунтует, бунтует мужик.
При таких затруднительных условиях помпадуру приходится божьей грозою носиться над "вверенной ему губернией". Вызвать в кои веки сатану для состязаний можно было, в сущности, и с соблюдением уставов и обрядов делопроизводства. Другое дело — стоять и день и ночь лицом к лицу с врагом, который неистощим в формах борьбы, неутомим в нападениях и неистребим по своей численности. Тут закон может только парализовать, обряды делопроизводства могут только тормозить, — и «проблема» децентрализации, т.-е. помпадурской разнузданности, встает, как категорический императив.
"Мне кажется, — писал недавно князь Мещерский, — что теперь в особенности очень нужно, чтобы губернаторы прежде всего бросили переписку, а всецело отдались управлению губерниею на местах… Бумага, идущая от губернатора кверху, и бумага, идущая от губернатора книзу, мало интересует подвластного ему человека, а губернатор, неожиданно появляющийся в двадцати-тридцати местах своей губернии, чтобы лично все увидеть и проверить, может в два-три года сделать счастливою свою губернию, ибо ложь исчезнет из бумаг". Долой волокитную переписку! Да здравствует молниеносный помпадур!