В чем же состоит "общая консервативная идея" и какова вытекающая из нее "цельная программа действий"?
Девятого ноября в заседании Тверск. уездн. земск. собрания гласный Столпаков (тайный советник Алексей Николаевич Столпаков, член совета министерства путей сообщения, "истинно-русский человек, со строго-монархическим и православным мировоззрением", как рекомендуют его "Москов. Ведомости"; "очень ярый революционер" в 60-х г.г., а впоследствии — приспешник казнокрада Кривошеина*, как рекомендует его "Освобождение") внес предложение о преобразовании школ в уезде в церковно-приходские и о передаче земством дела образования в ведение духовенства. Предложение это «энергично» поддержал председатель собрания, уездный предводитель дворянства Трубников. Собрание большинством 17 против семи приняло предложение «тайного» кривошеинца с "православным миросозерцанием". Этим не ограничились. Постановлено учредить три врачебных пункта, поручив их ротным фельдшерам, а не врачам, как было до сих пор. Заодно уж была упразднена и должность земского агронома.
"Так отнеслись к русскому народу, — поясняет «Гражданин», — хорошие русские люди во главе с г. Столпаковым", — и они были поддержаны "всеми до единого гласными от народа", которые поняли, без чего русский народ "превратится в зверя и антихриста, что одно и то же" (N 93).
Этот союз "хороших русских людей" с "гласными от народа", — диких помещиков с кулаками-старшинами, ставленниками тех же диких помещиков в роли земских начальников и уездных предводителей дворянства, — этот союз и должен формировать "местные отряды людей порядка", которые будут руководиться "общей консервативной идеей" — борьбы против "основной идеи революции".
Но так как всякое самое скромное учреждение, служащее культурным запросам населения, неминуемо начинает группировать вокруг себя оппозиционные элементы, то партия порядка должна придать своей работе характер систематического похода против таких элементарно-необходимых культурных учреждений, как статистика, школа, медицина… И чем революционнее темп жизни, чем шире идеи революции захватывают культурных работников деревни, всех этих учителей, врачей, агрономов, тем в большей степени борьба "отрядов порядка" против "всесословных мародеров" не только по существу, но и по форме превращается в борьбу лесного варварства против культуры "во всем объеме ее тлетворного действия"; тем содержательнее, тем неотразимее становится политическая педагогика этой борьбы. Следить за всеми ее проявлениями — вскрывать ее революционную мораль — такова одна из обязанностей социал-демократии.
Выступая в этой борьбе, как носительница культурного развития страны, социал-демократия должна, однако, между прочим, и в интересах этого же самого культурного развития оставаться собою, оставаться партией революционного класса. Ибо только как партия исторических интересов пролетариата, она способна развить всю ту сумму революционной энергии, которая необходима для свершения великого национального предприятия, второй участник которого, либеральная буржуазия, обнаруживает так мало активности, пока вопрос идет о политическом производстве, а не о политическом присвоении.
"Искра" N 55, 15 декабря 1903 г.
Политические письма. Новое "среднее сословие" и т. д
(Новое "среднее сословие". Выборы в Петербургскую думу. "Более или менее социалистическая" демократия. "Оседло-образовательный" ценз. Кто скажет последнее слово?)
Русская «интеллигенция» дописывает последние страницы своей истории. Ее рост, развитие, упрочение ее позиций вызывают полное ее перерождение. Из своеобразного «ордена» с привлекательной романтической окраской она превращается в прозаическое "среднее сословие" буржуазного общества. В среднее сословие, ибо она стоит между крайними социальными классами, буржуазией и пролетариатом. В этом она уподобляется старому мещанству. Но в то же время она глубоко отличается от него — и по своей роли в хозяйстве современного общества и по своему политическому и идеологическому облику. Она является средним сословием нового типа. Старое мещанство, как представитель хозяйственной рутины и идейной примитивности, дробится каждым взмахом капиталистического колеса. Косное, невежественное, политически-суеверное, оно — все в прошлом… С полным основанием оно могло бы обратиться к новому "среднему сословию": "Тебе я место уступаю, мне время тлеть, тебе цвести"… Новая демократия, поглощающая нашу старую милую «интеллигенцию», не только не сокрушается развитием крупного производства, — наоборот, расцветает вместе с ним. Можно даже сказать, что эта развивающаяся группа в целом есть не что иное, как воплощенный ответ на технические, административные и «идеологические» запросы крупного производства и вырастающего с ним в связи буржуазно-демократического государства. Она живет продажей своей «умственности». Поэтому, в отличие от старого мещанства, она профессионально-интеллигентна, профессионально-инициативна, гибка, подвижна, не боится новых слов, не прячется от реформ в общественные щели, наоборот, всегда толчется на политическом солнцепеке…
Рост этой интеллигентной демократии обусловливает повышение ее нравственной самостоятельности (от "народа") и политической самоуверенности. Она организуется, сплачивается, выдвигает самостоятельно лозунги, вырабатывает (не стесняясь, разумеется, плагиатом) самостоятельные формы политического и философского мышления. Она подбирает себе не слишком скомпрометированное имя: в последнее время она предлагает называть себя "гражданской демократией", чтобы не оказаться демократией буржуазной[15]. Нет более ни одного факта общественной жизни, на который она не налагала бы или не стремилась бы наложить свою печать. И чем дальше, тем настойчивее и увереннее. Пролетариат, поскольку он вступает в сферу политических интересов, на первых же шагах встречается с буржуазной демократией. И его борьба за классовое самоопределение на половину, если не на три четверти, будет сводиться к борьбе против опекунских посягательств буржуазной демократии. Не понимать этого имеют привилегию только те горе-социалисты, которые продолжают надеяться, что российская интеллигенция в непорочности донесет себя до социализма. Наши ссылки на политическую волю буржуазной демократии представляются им маневрированием в царстве призраков. "Излишне пускаться в хитроумные объяснения (известных явлений)… злыми кознями несуществующей (несуществующей!) у нас "буржуазной демократии", пытающейся отнять у пролетариата предстоящую ему гегемонию во время переворота. Нашим "ах бедным" из "Русск. Вед."… далеко до такого маккиавелизма". ("Вестн. Русск. Рев.", N 2, стр. 132). Таково противоречивое положение нашей буржуазной демократии. В то время как субъективно она вынуждается к самоотрицанию, объективно она изо дня в день и из часа в час занимается самоутверждением.
15
См. в "Русск. Вед." берлинские корреспонденции г. И. (Иоллоса), бернштейниански-сервированного либерала, умного и талантливого газетного фальсификатора германской политической жизни.