Чичиков. Уж извините, матушка! (Начинает снимать фрак.)
Коробочка. Ничего, ничего. (Скрывается.)
Чичиков в волнении и злобе сбрасывает фрак, надевает какую-то куртку.
Первый. ...зачем же заехал к нему? зачем же заговорил с ним о деле?! Поступил неосторожно, как ребенок, как дурак! Разве дело такого роду, чтобы быть вверену Ноздреву? Ноздрев человек дрянь, Ноздрев может прибавить, наврать, распустить черт знает что!..
Чичиков. Просто дурак я! Дурак!
Коробочка (входя). Чайку, батюшка.
Чичиков. Недурно, матушка. А позвольте узнать фамилию вашу... Я так рассеялся...
Коробочка. Коробочка, коллежская секретарша.
Чичиков. Покорнейше благодарю... Фу... Сукин сын...
Коробочка. Кто, батюшка?
Чичиков. Ноздрев, матушка... Знаете?
Коробочка. Нет, не слыхивала.
Чичиков. Ваше счастье. А имя, отчество?
Коробочка. Настасья Петровна.
Чичиков. Хорошее имя. У меня тетка, родная сестра моей матери, Настасья Петровна.
Коробочка. А ваше имя как? Ведь вы, я чай, заседатель?
Чичиков. Нет, матушка, чай, не заседатель, а так — ездим по своим делишкам.
Коробочка. А, так вы покупщик? Как же жаль, право, что я продала мед купцам так дешево... Ты бы, отец мой, у меня, верно, его купил.
Чичиков. А вот меду и не купил бы.
Коробочка. Что ж другое? Разве пеньку?
Чичиков. Нет, матушка, другого рода товарец: скажите, у вас умирали крестьяне?
Коробочка. Ох, батюшка, осьмнадцать человек. И умер такой все славный народ. Кузнец у меня сгорел...
Чичиков. Разве у вас был пожар, матушка?
Коробочка. Бог приберег. Сам сгорел, отец мой. Внутри у него как-то загорелось, чересчур выпил. Синий огонек пошел от него, истлел, истлел и почернел, как уголь. И теперь мне выехать не на чем. Некому лошадей подковать.
Чичиков. На все воля божья, матушка. Против мудрости божией ничего нельзя сказать. Продайте-ка их мне, Настасья Петровна.
Коробочка. Кого, батюшка?
Чичиков. Да вот этих-то всех, что умерли.
Коробочка. Да как же? Я, право, в толк не возьму. Нешто хочешь ты их откапывать из земли?
Чичиков. Э-э, матушка!.. Покупка будет значиться только на бумаге, а души будут прописаны как бы живые.
Коробочка (перекрестясь). Да на что ж они тебе?!
Чичиков. Это уж мое дело.
Коробочка. Да ведь они же мертвые.
Гроза за сценой.
Чичиков. Да кто ж говорит, что они живые! Я дам вам пятнадцать рублей ассигнациями.
Коробочка. Право, не знаю, ведь я мертвых никогда еще не продавала.
Чичиков. Еще бы! (Пауза.) Так что ж, матушка, по рукам, что ли?
Коробочка. Право, отец мой, никогда еще не случалось продавать мне покойников. Боюсь на первых порах, чтобы как-нибудь не понести убытку. Может быть, ты, отец мой, меня обманываешь, а они того... они больше как-нибудь стоят?
Чичиков. Послушайте, матушка. Эх какие вы. Что ж они могут стоить? На что они нужны?
Коробочка. Уж это точно, правда. Уж совсем ни на что не нужны. Да ведь меня только и останавливает, что они мертвые. Лучше уж я маненько повременю, авось понаедут купцы, да применюсь к ценам.
Чичиков. Страм, страм, матушка! Просто страм. Кто ж станет покупать их? Ну какое употребление он может из них сделать?
Коробочка. А может, в хозяйстве-то как-нибудь под случай понадобятся?
Чичиков. Воробьев пугать по ночам?
Коробочка. С нами крестная сила!
Пауза.
Чичиков. Ну так что же? Отвечайте, по крайней мере.
Пауза.
Первый. ...Старуха задумалась, она видела, что дело, точно, как будто выгодно. Да только уж слишком новое и небывалое, а потому начала сильно побаиваться, как бы не надул ее покупщик!
Чичиков. О чем вы думаете, Настасья Петровна?
Коробочка. Право, я все не приберу, как мне быть. Лучше я вам пеньку продам.
Чичиков. Да что ж пенька? Помилуйте, я вас прошу совсем о другом, а вы мне пеньку суете! (Пауза.) Так как же, Настасья Петровна?
Коробочка. Ей-богу, товар такой странный, совсем небывалый.
Чичиков (трахнув стулом). Чтоб тебе! Черт, черт!