Орша
Не поминай теперь об ней; Напрасно!.. у груди моей, Хоть ныне поздно вижу я, Согрелась, выросла змея!.. Но ты заплатишь мне теперь За хлеб и соль мою, поверь. За сердце ж дочери моей Я заплачу тебе, злодей, Тебе, найденыш без креста, Презренный раб и сирота!..Арсений
Ты прав… не знаю, где рожден! Кто мой отец, и жив ли он? Не знаю… люди говорят, Что я тобой ребенком взят, И был я отдан с ранних пор Под строгий иноков надзор, И вырос в тесных я стенах Душой дитя — судьбой монах! Никто не смел мне здесь сказать Священных слов: отец и мать! Конечно, ты хотел, старик, Чтоб я в обители отвык От этих сладостных имен? Напрасно: звук их был рожден Со мной. Я видел у других Отчизну, дом, друзей, родных, А у себя не находил Не только милых душ — могил! Но нынче сам я не хочу Предать их имя палачу И всё, что славно было б в нем, Облить и кровью и стыдом: Умру, как жил, твоим рабом!.. Нет, не грози, отец святой; Чего бояться нам с тобой? Обоих нас могила ждет… Не всё ль равно, что день, что год? Никто уж нам не господин; Ты в рай, я в ад — но путь один! С тех пор, как длится жизнь моя, Два раза был свободен я: Последний ныне. — В первый раз, Когда я жил еще у вас, Среди молитв и пыльных книг. Пришло мне в мысли хоть на миг Взглянуть на пышные поля, Узнать, прекрасна ли земля, Узнать, для воли иль тюрьмы На этот свет родимся мы! И в час ночной, в ужасный час, Когда гроза пугала вас, Когда столпясь при алтаре, Вы ниц лежали на земле, При блеске молний роковых Я убежал из стен святых; Боязнь с одеждой кинул прочь, Благословил и хлад и ночь, Забыл печали бытия И бурю братом назвал я. Восторгом бешеным объят, С ней унестись я был бы рад, Глазами тучи я следил, Рукою молнию ловил! О старец, что средь этих стен Могли бы дать вы мне взамен Той дружбы краткой, но живой Меж бурным сердцем и грозой?..Игумен
На что нам знать твои мечты? Не для того пред нами ты! В другом ты ныне обвинен, И хочет истины закон. Открой же нам друзей своих, Убийц, разбойников ночных, Которых страшные дела Смывает кровь и кроет мгла, С которыми, забывши честь, Ты мнил несчастную увезть.Арсений
Мне их назвать? — Отец святой, Вот что умрет во мне, со мной. О нет, их тайну — не мою Я неизменно сохраню, Пока земля в урочный час, Как двух друзей, не примет нас. Пытай железом и огнем, Я не признаюся ни в чем; И если хоть минутный крик Изменит мне… тогда, старик, Я вырву слабый мой язык!..Монах
Страшись упорствовать, глупец! К чему? уж близок твой конец, Скорее тайну нам предай. За гробом есть и ад и рай, И вечность в том или в другом!..Арсений
Послушай, я забылся сном Вчера в темнице. Слышу вдруг Я приближающийся звук, Знакомый, милый разговор, И будто вижу ясный взор… И, пробудясь во тьме, скорей Ищу тех звуков, тех очей… Увы! они в груди моей! Они на сердце, как печать, Чтоб я не смел их забывать, И жгут его, и вновь живят… Они мой рай, они мой ад! Для вспоминания об них Жизнь — ничего, а вечность — миг!Игумен
Богохулитель, удержись! Пади на землю, плачь, молись, Прими святую в грудь боязнь… Мечтанья злые — божья казнь! Молись ему…Арсений
Напрасный труд! Не говори, что божий суд Определяет мне конец: Всё люди, люди, мой отец! Пускай умру… но смерть моя Не продолжит их бытия, И дни грядущие мои Им не присвоить — и в крови, Неправой казнью пролито́й, В крови безумца молодой, Им разогреть не суждено Сердца, увядшие давно; И гроб без камня и креста, Как жизнь их ни была свята, Не будет слабым их ногам Ступенью новой к небесам; И тень несчастного, поверь, Не отопрет им рая дверь!.. Меня могила не страшит: Там, говорят, страданье спит В холодной, вечной тишине, Но с жизнью жаль расстаться мне! Я молод, молод — знал ли ты Что значит молодость, мечты? Или не знал? Или забыл, Как ненавидел и любил? Как сердце билося живей При виде солнца и полей С высокой башни угловой, Где воздух свеж, и где порой В глубокой трещине стены, Дитя неведомой страны, Прижавшись голубь молодой Сидит, испуганный грозой?.. Пускай теперь прекрасный свет Тебе постыл… ты слеп, ты сед, И от желаний ты отвык… Что за нужда? ты жил, старик; Тебе есть в мире что забыть, Ты жил — я также мог бы жить!.. Но тут игумен с места встал, Речь нечестивую прервал, И негодуя все вокруг На гордый вид и гордый дух, Столь непреклонный пред судьбой, Шептались грозно меж собой, И слово пытка там и там Вмиг пробежало по устам; Но узник был невозмутим, Бесчувственно внимал он им. Так бурей брошен на песок Худой, увязнувший челнок, Лишенный весел и гребцов, Недвижим ждет напор валов. · · · · · · · · · …Светает. В поле тишина. Густой туман, как пелена С посеребренною каймой, Клубится над Днепром рекой. И сквозь него высокий бор, Рассыпанный по скату гор, Безмолвно смотрится в реке, Едва чернея вдалеке. И из-за тех густых лесов Выходят стаи облаков, А из-за них, огнем горя, Выходит красная заря. Блестят кресты монастыря; По длинным башням и стенам И по расписанным вратам Прекрасный, чистый и живой, Как счастье жизни молодой, Играет луч ее златой. Унылый звон колоколов Созвал уж в храм святых отцов; Уж дым кадил между столбов Вился струей, и хор звучал… Вдруг в церковь служка прибежал, Отцу игумену шепнул Он что-то скоро — тот вздрогнул И молвил: «Где же казначей? Поди спроси его скорей, Не затерял ли он ключей!» И казначей из алтаря Пришел дрожа и говоря, Что все ключи еще при нем, Что не виновен он ни в чем! Засуетились чернецы, Забегали во все концы, И свод нередко повторял Слова: бежал! кто? как бежал? И в монастырскую тюрьму Пошли один по одному, Загадкой мучаясь простой, Жильцы обители святой!.. Пришли, глядят: распилена Решетка узкого окна, Во рву притоптанный песок Хранил следы различных ног; Забытый на песке лежал Стальной, зазубренный кинжал, И польский шелковый кушак Изорван, скручен кое-как, К ветвям березы под окном Привязан крепким был узлом. Пошли прилежно по следам: Они вели к Днепру — и там Могли заметить на мели Рубец отчалившей ладьи. Вблизи на прутьях тростника Лоскут того же кушака Висел, в воде одним концом, Колеблем ранним ветерком. «Бежал! — Но кто ж ему помог? Конечно люди, а не бог!.. И где же он нашел друзей? Знать, точно он большой злодей!» Так, собираясь, меж собой Твердили иноки порой.