Выбрать главу
 Оставь же мне мои железы, Уединенные мечты, Воспоминанья, грусть и слезы: Их разделить не можешь ты. Ты сердца слышала признанье; Прости… дай руку – на прощанье. Недолго женскую любовь Печалит хладная разлука: Пройдет любовь, настанет скука, Красавица полюбит вновь».
 Раскрыв уста, без слез рыдая, Сидела дева молодая; Туманный, неподвижный взор Безмолвный выражал укор; Бледна как тень, она дрожала; В руках любовника лежала Ее холодная рука; И наконец любви тоска В печальной речи излилася:
 «Ах, русский, русский, для чего, Не зная сердца твоего, Тебе навек я предалася! Не долго на груди твоей В забвенье дева отдыхала; Не много радостных ночей Судьба на долю ей послала! Придут ли вновь когда-нибудь? Ужель навек погибла радость?.. Ты мог бы, пленник, обмануть Мою неопытную младость, Хотя б из жалости одной, Молчаньем, ласкою притворной; Я услаждала б жребий твой Заботой нежной и покорной; Я стерегла б минуты сна, Покой тоскующего друга; Ты не хотел… Но кто ж она, Твоя прекрасная подруга? Ты любишь, русский? ты любим?. Понятны мне твои страданья… Прости ж и ты мои рыданья, Не смейся горестям моим».
 Умолкла. Слезы и стенанья Стеснили бедной девы грудь. Уста без слов роптали пени. Без чувств, обняв его колени, Она едва могла дохнуть. И пленник, тихою рукою Подняв несчастную, сказал: «Не плачь: и я гоним судьбою, И муки сердца испытал. Нет! я не знал любви взаимной, Любил один, страдал один, И гасну я, как пламень дымный, Забытый средь пустых долин. Умру вдали брегов желанных; Мне будет гробом эта степь; Здесь на костях моих изгнанных Заржавит тягостная цепь…»
 Светила ночи затмевались; В дали прозрачной означались Громады светлоснежных гор; Главу склонив, потупя взор, Они в безмолвии расстались.
 Унылый пленник с этих пор Один окрест аула бродит. Заря на знойный небосклон За днями новы дни возводит; За ночью ночь вослед уходит; Вотще свободы жаждет он. Мелькнет ли серна меж кустами, Проскачет ли во мгле сайгак, – Он, вспыхнув, загремит цепями, Он ждет, не крадется ль казак, Ночной аулов разоритель, Рабов отважный избавитель. Зовет… но всё кругом молчит; Лишь волны плещутся бушуя, И человека зверь почуя В пустыню темную бежит.
 Однажды слышит русский пленный, В горах раздался клик военный: «В табун, в табун!» Бегут, шумят; Уздечки медные гремят, Чернеют бурки, блещут брони, Кипят оседланные кони, К набегу весь аул готов, И дикие питомцы брани Рекою хлынули с холмов И скачут по брегам Кубани Сбирать насильственные дани.
 Утих аул; на солнце спят У саклей псы сторожевые. Младенцы смуглые, нагие В свободной резвости шумят; Их прадеды в кругу сидят, Из трубок дым виясь синеет. Они безмолвно юных дев Знакомый слушают припев, И старцев сердце молодеет.
Черкесская песня

1

В реке бежит гремучий вал; В горах безмолвие ночное; Казак усталый задремал, Склонясь на копие стальное. Не спи, казак: во тьме ночной Чеченец ходит за рекой.

2

 Казак плывет на челноке, Влача по дну речному сети. Казак, утонешь ты в реке, Как тонут маленькие дети, Купаясь жаркою порой: Чеченец ходит за рекой.

3

 На берегу заветных вод Цветут богатые станицы; Веселый пляшет хоровод. Бегите, русские певицы, Спешите, красные, домой: Чеченец ходит за рекой.
 Так пели девы. Сев на бреге, Мечтает русский о побеге; Но цепь невольника тяжка, Быстра глубокая река… Меж тем, померкнув, степь уснула, Вершины скал омрачены. По белым хижинам аула Мелькает бледный свет луны; Елени дремлют над водами, Умолкнул поздний крик орлов, И глухо вторится горами Далекий топот табунов.
 Тогда кого-то слышно стало, Мелькнуло девы покрывало, И вот – печальна и бледна – К нему приближилась она. Уста прекрасной ищут речи; Глаза исполнены тоской, И черной падают волной Ее власы на грудь и плечи. В одной руке блестит пила, В другой кинжал ее булатный; Казалось, будто дева шла На тайный бой, на подвиг ратный.