— Очень хорошо, — возразил Василий, — где же ваша шпага?
— Ерошка! — закричал Павел Афанасьевич. Вошел человек.
— Достань мне шпагу — там, ты знаешь, на чердаке… поскорей…
Ерошка вышел. Павел Афанасьевич вдруг чрезвычайно побледнел, торопливо снял шлафрок, надел кафтан рыжего цвета с стразовыми большими пуговицами… намотал на шею галстух… Василий глядел на него и перебирал пальцами правой руки.
— Так что ж? драться нам, Павел Афанасьевич?
— Драться так драться, — возразил Рогачев и торопливо застегнул камзол.
— Эй, Павел Афанасьевич, послушайтесь моего совета: женись… что тебе… А я, поверь мне…
— Нет, Василий Иванович, — перебил его Рогачев. — Вы меня, я знаю, либо убьете, либо изувечите; но чести своей я терять не намерен, умирать так умирать.
Ерошка вошел и трепетно подал Рогачеву старенькую шпажонку в кожаных, истресканных ножнах. В то время все дворяне носили шпаги при пудре*; но степные помещики пудрились раза два в год. Ерошка отошел к дверям и заплакал. Павел Афанасьевич вытолкал его вон из комнаты.
— Однако, Василий Иванович, — заметил он с некоторым смущением, — я не могу сейчас с вами драться: позвольте отложить нашу дуэль до завтра; батюшки нет дома; да и дела мои, на всякий случай, не худо привести в порядок.
— Вы, я вижу, опять начинаете робеть, милостивый государь.
— Нет, нет, Василий Иванович; но посудите сами…
— Послушайте, — закричал Лучинов, — вы меня выводите из терпенья… Или дайте мне слово тотчас жениться, или деритесь… или я вас прибью палкой, как труса, понимаете?
— Пойдемте в сад, — отвечал сквозь зубы Рогачев.
Но вдруг дверь растворилась, и старая няня Ефимовна, вся растрепанная, ворвалась в комнату, упала перед Рогачевым на колени, схватила его за ноги…
— Батюшка ты мой! — завопила она, — дитятко ты мое… что ты такое затеял? Не погуби нас, горемычных, батюшка! Ведь он тебя убьет, голубчик ты мой! Да прикажи нам только, прикажи, мы его, озорника этакого, шапками закидаем… Павел Афанасьевич, дитятко ты мое, побойся бога!
В дверях показалось множество бледных и встревоженных лиц… показалась даже рыжая борода старосты.
— Пусти меня, Ефимовна, пусти! — пробормотал Рогачев.
— Не пущу, родимый, не пущу. Что ты это, батюшка, что ты? Да что скажет Афанасий-то Лукич-то? Да он нас всех с бела света сгонит… А вы что стоите? Возьмите-ка незваного гостя под ручки да и выпроводите его вон из дому, чтобы духа его не было…
— Рогачев! — грозно вскрикнул Василий Иванович.
— Ты с ума сошла, Ефимовна, ты меня позоришь, помилуй… — проговорил Павел Афанасьевич. — Ступай, ступай себе с богом, и вы пошли вон, слышите?..
Василий Иванович быстро подошел к растворенному окошку, достал небольшой серебряный свисток — слегка свистнул… Бурсье отозвался невдалеке. Лучинов тотчас обратился к Павлу Афанасьевичу:
— Чем же эта комедия кончится?
— Василий Иванович, я приеду к вам завтра — что мне делать с этой сумасшедшей бабой…
— Э! да я вижу, с вами нечего долго толковать, — сказал Василий и поднял было трость…
Павел Афанасьевич рванулся, оттолкнул Ефимовну, схватил шпагу и бросился через другие двери в сад.
Василий ринулся вслед за ним. Они вбежали оба в деревянную беседку, хитро раскрашенную на китайский манер, заперлись и обнажили шпаги. Рогачев когда-то брал уроки в фехтовании, но теперь едва сумел выпасть как следует. Лезвия скрестились. Василий видимо играл шпагой Рогачева. Павел Афанасьевич задыхался, бледнел и с смятеньем глядел в лицо Лучинову. Между тем в саду раздавались крики; толпа народа бежала к беседке. Вдруг Рогачеву послышался раздирающий старческий вопль… он узнал голос отца. Афанасий Лукич, без шапки, с растрепанными волосами, бежал впереди всех, отчаянно махая руками…
Сильным и неожиданным поворотом клинка вышиб Василий шпагу из руки Павла Афанасьевича.
— Женись, брат, — сказал он ему, — полно тебе дурачиться.
— Не женюсь, — прошептал Рогачев, закрыл глаза и весь затрясся.
Афанасий Лукич начал ломиться в дверь беседки.
— Не хочешь? — закричал Василий.
Рогачев покачал отрицательно головой.
— Ну, так чёрт же с тобой!
Бедный Павел Афанасьевич упал мертвый: шпага Лучинова воткнулась ему в сердце… Дверь затрещала, старик Рогачев ворвался в беседку, но Василий уже успел выскочить в окно…