— Как же это? помилуйте. Я у вас каждый день беру булки и плачу аккуратно.
Баба молча посмотрела на него.
— Возьмите крендель, — сказала она, наконец, зевая, — или паплюху.
— Не хочу, — сказал Петушков и даже обиделся.
— Как угодно, — пробормотала баба и захлопнула форточку.
Ивана Афанасьевича разобрала сильная досада. В недоуменье отошел он на другую сторону улицы и предался весь, как дитя, своему неудовольствию.
— Господин!.. — раздался довольно приятный женский голос, — господин!
Иван Афанасьевич поднял глаза. Из форточки булочной выглядывала девушка лет семнадцати и держала в руке булку. Лицо она имела полное, круглое, щеки румяные, глаза карие, небольшие, нос несколько вздернутый, русые волосы и великолепные плечи. Ее черты выражали доброту, лень и беспечность.
— Вот вам, сударь, булка, — сказала она, посмеиваясь, — я было взяла ее себе, да уж извольте, уступлю вам.
— Покорнейше благодарю. Позвольте-с…
Петушков начал шарить у себя в кармане.
— Не надо, не надо-с. Кушайте себе на здоровье.
Она затворила форточку.
Петушков пришел домой в совершенно приятном расположении духа.
— Вот, ты не достал булки, — сказал он своему Онисиму, — а я вот достал, видишь?..
Онисим горько усмехнулся.
В тот же день, вечером, Иван Афанасьевич, раздеваясь, спросил слугу своего:
— Скажи мне, братец, пожалуйста, что там у булочницы за девка, а?
Онисим посмотрел в сторону довольно мрачно и возразил: — А на что вам?
— Так, — сказал Петушков, собственноручно снимая сапоги.
— А ведь хороша! — снисходительно заметил Онисим.
— Да… недурна… — промолвил Иван Афанасьич, глядя тоже в сторону. — А как ее зовут, знаешь?
— Василисой.
— И ты ее знаешь?
Онисим помолчал несколько.
— Знаем-с.
Петушков разинул было рот, но повернулся на другой бок и заснул. Онисим вышел в переднюю, понюхал табаку и покрутил головой.
На другой день, рано поутру, Петушков велел подать себе одеться. Онисим принес ежедневный сюртук Ивана Афанасьича, сюртук старый, травяного цвета, с огромными полинявшими эполетами. Петушков долго, молча, поглядел на Онисима, потом приказал ему достать новый сюртук. Онисим не без удивленья повиновался. Петушков оделся, тщательно натянул на руки замшевые перчатки.
— Ты, братец, — проговорил он с некоторым замешательством, — не ходи сегодня в булочную. Я сам зайду… мне по дороге.
— Слушаю-с, — ответил Онисим так отрывисто, как будто кто-то толкнул его сзади.
Петушков отправился, дошел до булочной, постучался в окошко. Толстая баба отворила форточку.
— Пожалуйте булку, — медленно проговорил Иван Афанасьич.
Толстая баба выставила руку, обнаженную до самого плеча, более похожую па ляжку, чем на руку, и сунула ему горячий хлеб прямо под нос.
Иван Афанасьич постоял некоторое время под окошком, прошел по улице раза два, заглянул на двор и, наконец, устыдясь своего ребячества, вернулся домой с булкой в руке. Целый день ему было неловко, и даже вечером он, против обыкновения, не пустился в разговор с Онисимом.
На другое утро уже Онисим отправился за булкой.
IIПрошло несколько недель. Иван Афанасьич совершенно позабыл о Василисе и по-прежнему дружелюбно беседовал с своим слугою. В одно прекрасное утро зашел к нему господин Бублицын, развязный и очень любезный молодой человек. Правда, он иногда сам не знал, что такое говорил, и весь был, как говорится, набекрень, но все-таки слыл за весьма приятного собеседника. Он курил много, с лихорадочной жадностью, поднимая брови, втягивая грудь, курил с озабоченным видом, или, лучше сказать, с таким видом, что вот дайте ему только в последний раз затянуться, он вам тотчас и скажет неожиданную новость; даже иногда мычал и махал рукой, торопливо досасывая чубук, как будто внезапно вспомнил что-то необыкновенно забавное или важное, раскрывал рот, кольцеобразно выпускал дым и произносил слова самые обыкновенные, а иногда даже вовсе безмолвствовал. Поболтавши немного с Иваном Афанасьичем о соседях, лошадях, помещичьих дочках и прочих поучительных предметах, г-н Бублицын вдруг заморгал глазами, взбил себе хохол и с лукавой улыбкой подошел к необыкновенно тусклому зеркалу, единственному украшению комнаты Ивана Афанасьича.
— А ведь надо правду сказать, — промолвил он, поглаживая свои бурые бакенбарды, — у нас здесь есть мещаночки такие, что куда твоя Венера мендинцейнская… Например, видали вы Василису булочницу?.. — Г-н Бублицын затянулся.
Петушков вздрогнул.
— Впрочем, — продолжал Бублицын, исчезая в облаке дыма, — что́ я у вас спрашиваю! Ведь вы такой человек, Иван Афанасьич! — Бог знает, чем вы занимаетесь, Иван Афанасьич.