— Ладно! Приеду! Но не сейчас, с вами, а немного погодя. Хочу подготовить к походу мою дружину.
По Новгороду пробежали тревожные слухи: князь Александр со своей дружиной грабят всех богатеев, бояр, купцов, но не пропускают и мелкого люда. Слухи эти распускали враги князя.
И впрямь вскоре все увидели, как по улицам двигаются возы, покрытые большими кожами и увязанные веревками, окруженные княжескими дружинниками. Из домов выносили покрывала, кафтаны, сапоги, шубы, серебряные братины[56] и другое ценное добро. Все складывалось на подводы, которые переезжали к следующему дому.
В воскресенье, после обедни, в церквах на амвон вышли бояре, сторонники князя Александра.
— Слушайте, православные! — говорили они. — Вы живете спокойно, и никто вас не притесняет, но вы забыли о наших братьях, которые умирают с голоду в татарской неволе. Вы здесь не видели плена, его кровавых слез: татары не дошли до Новгорода. Святая София, премудрость Божия, сохранила вас, хотя по грехам вашим вы того не заслужили. Но тысячи и тысячи наших братьев татары угнали к себе в низовья Волги, где царь Батыга заставляет русских пленных строить ему новый город и стенобитные камнеметальницы для нового похода. Верные люди привезли сюда слезные письма и нас извещают, что татарский царь за большой выкуп готов отпустить пленных на родину. Можем ли мы остаться без сердца и не помочь нашим измученным братьям? Вы здесь едите пироги с кашей и жирной рыбой, а пленные наши голодают и побираются, прося милостыню у сыроядцев-татар.
Князь Александр и сам появлялся во всех церквах и призывал новгородцев жертвовать, не жалея, кто сколько может для выкупа пленных.
— Ты хочешь дань уплатить татарам? — слышались голоса из задних рядов. — Мы вольный город и никому еще дани не платили!
Александр отвечал гневно:
— Вы, крикуны, для наших пленных ничего не сделали! Стыдно вам не помочь братьям в беде!
— Да мы рады, мы что! Лишь бы татары к нам сюда не пожаловали!
— Вы можете уделить на выкуп наших братьев и кожи, и рухлядь[57], и мешки с зерном и мукой. Все мы сложим на возы и прочно увяжем, чтобы в целости доставить хану татарскому.
Больше всего хлопот и шуму было в Рюриковом городище, на княжьем дворе, где дружинники Александра разбирали все пожертвованное добро и складывали прямо под навесом.
В это время к княжескому дому пришел человек и настойчиво требовал, чтобы его пропустили к Александру. Князь вышел на крыльцо. Увидев пришельца, он сразу позвал его с собой в горницу.
— Ну, рассказывай, что тебя привело сюда?
Странник стоял высокий, строгий, с седыми вьющимися волосами, падавшими на плечи. Лицом он походил на святого, сошедшего с иконы. Несмотря на теплый весенний день, на нем был полушубок нерусского покроя, за поясом заткнут обернутый в тряпицу топор и подвешен на веревке небольшой глиняный горшок. В руках он держал половецкую волчью шапку с отворотами. Видимо, он очень волновался и вдруг упал на колени, кланяясь до земли.
— Тебе пришел поклониться, наша надежда, наше солнышко ясное! Ты один вспомянул мучеников, попавших в татарский полон. И моих два сына там у татар. Живы ли они али нет — кто скажет? Вещуньи старые мне нагадали, что сынки мои живы. Я сам хотел было пробраться в волжские низовья, да попал в половецкий аркан. Половцы заставили меня пасти их быков. Только хитростью, в бурю, уведя двух половецких коней, я спасся и, укрываясь по оврагам, добрался до Русской земли.
Александр поднял странника и усадил его рядом на скамье.
— Ну, старик, рассказывай, откуда ты родом и как звать тебя.
Странник бросил свой колпак на пол и отер лицо заплатанным рукавом:
— Зовут меня Авксентий. Родом я из Ростова. Плавал и гребцом, и плотовщиком. Два моих сына были в дружине князя Владимирского Юрия Всеволодовича и попали в полон, когда татары жгли Суздальскую землю. Говорил мне один странник, бежавший из татарской неволи, будто видел их, да едва признал — больно уж отощали они на тяжелой работе да худых кормах. И все наши, сказывают, ходят там сухие, как смерть. В мои молодые годы и мне довелось не раз бывать в низовьях Волги. Тогда о татарах никто еще и не слыхивал.
— Ты с товарищами, видно, ушкуйничал? Персидские берега шарпал?
— Вроде того, — нехотя протянул старик. — Да что вспоминать! Давно это было. А теперь земно кланяюсь тебе: пошли меня с обозом! Уж я постараюсь, услужу тебе. Волгу я хорошо знаю и плоты по ней гонять умею.
— Если ты можешь плоты гонять, то пошлю тебя. Ты там пригодишься. Я дам тебе два десятка лесорубов-плотовщиков. С ними ты свяжешь плоты, на которые мы все, что нужно, погрузим. Сможешь ли ты спустить эти плоты в низовье Волги, прямо к стоянке татарского хана?
— А почему не смогу? Мне на реке Волге-матушке каждый поворот известен.
— Ладно, Авксентий, пошлю тебя с нашим обозом.