Замешательство мое длилось недолго. Перевернувшись на живот, я ползком выбрался из служившей мне укрытием каменной щели и приготовился подняться на ноги, чтобы догнать бедолагу и повалить его на землю. Но то, что я увидел, заставило меня замереть в неудобном положении, полуприсев. По склону холма шел не один человек, а не меньше десятка. Все они были одеты в отливающие зелеными огнями серебристые маскхалаты, и все как один направлялись в сторону укреплений траггов.
И с каждой минутой их становилось все больше. Потому что все новые и новые мертвецы поднимались с земли, вылезали из воронок, куда их сбросило взрывной волной, и, как предписывал приказ, который они не смогли выполнить при жизни, шли на приступ высоты З-Х-З.
Они все были мертвы. Все до единого.
Мимо меня прошел Диманский с оторванной правой рукой. Винтовку он держал левой и стрелял, не целясь, от пояса.
Я видел Монтекку в развороченной пулеметной очередью бронекирасе. Остановившись в двух шагах от меня, он поднял с земли брошенную мною ракетную установку. Опустившись на одно колено, Монтекка положил пусковой блок на плечо и сделал по позициям траггов два залпа спаренными ракетами. В мою сторону Монтекка даже не посмотрел. Бросив использованную пусковую установку на землю, он вновь закинул на плечо винтовку и продолжил свой марш.
Я видел, как самонаводящийся снаряд попал в грудь Степки Тромина и, пробив бронекирасу, взорвался под ней. Вывернутые наружу рваные края трехслойного бронепластика побелели от жара. А Тромин, отброшенный ударом назад, вновь поднялся на ноги, своим обычным широким движением отряхнул песок с колен и, положив винтовку на сгиб левого плеча, как ни в чем не бывало зашагал вверх по склону.
Как-то раз мы с ребятами смеха ради выстрелили пулей со смещенным центром тяжести в уложенный в каску кочан капусты. Всего одна пуля нашинковала кочан лучше любого повара-профессионала. На моих глазах такая же пуля пробила лицевой щиток шлема Марка Эдлера из второго взвода. Мутный пластик щитка, на котором осталось только одно небольшое отверстие с разбегающейся паутиной трещин, сделался темно-коричневым из-за залепившей его изнутри кровавой массы. Можете представить себе, во что превратилась голова Марка? А он даже не остановился — шел вперед, продолжая стрелять короткими расчетливыми очередями.
Так что не говорите мне, что это все только мои бредовые фантазии и на самом деле ребята из моей роты не были мертвы, когда предприняли вторую попытку взять штурмом высоту З-Х-З. Каждый из них был мертвее всех тех покойников, каких мне только довелось повидать. И все же они продолжали подниматься вверх по склону проклятого холма.
Что послужило причиной тому, что мертвые восстали и начали новый бой, я не знаю. Могу только предположить, что виной всему марсианское сияние.
Почему? Да потому что, с точки зрения здравого смысла, марсианское сияние — это такой же бред, как и живые мертвецы.
Но как бы там ни было, то, что не удалось сделать живым, смогли сделать мертвые — четвертая рота взяла высоту З-Х-З. И все то время, пока продолжался бой на склоне занятого траггами холма, небо над нами освещали зеленые сполохи марсианского сияния.
Должно быть, вскоре и траггам стало ясно, что против них сражается не обычный противник. Встречный огонь начал слабеть. А к тому времени, когда передовая линия мертвецов достигла вершины холма, на которой находились укрепленные позиции траггов, стрельба и вовсе прекратилась.
Поднявшись на холм вслед за ребятами, я не увидел ни одного трагга — ни живого, ни мертвого. Наверное, они отступили, когда поняли, что удержать высоту не удастся.
Добравшись до вершины, мертвецы остановились. Они стояли, как столбы, опустив стволы винтовок к земле, и, запрокинув головы, глядели на изумрудные сполохи марсианского сияния, полыхавшего в багровом предрассветном небе.
Капрал Монтекка, рядом с которым я остановился, стянул с головы каску и, посмотрев на меня, оскалил в улыбке неровные, желтые от курева зубы. Лицо его вполне могло бы сойти за лицо живого, если бы не странно вытаращенные глаза с застывшим, остекленевшим взглядом.
— Мы сделали это, Ник, — чуть хрипловатым, деревянным, абсолютно не своим голосом произнес Монтекка.
Я облизнул языком пересохшие губы, не зная, что ответить. Что я мог сказать солдату, который даже мертвый до конца выполнил свой долг?
В тот самый момент, когда мне почти удалось найти нужные слова, из-за горизонта выскользнул первый луч восходящего солнца. Зеленые сполохи на небе стали тускнеть и гаснуть.