И вот попритихло, а вместе с этим посветлело, и загорелась заря. Эта короткая и бледная улыбка далекого солнца отрезвила Ксандру, помогла ей отказаться от сумасбродного побега, тем самым спасла ее от позора, а возможно, и от гибели в зимнем лапландском бездорожье.
Как всегда, Ксандра отбыла полный учебный год, закончила всю обязательную программу, прибрала школьное имущество, написала отчет в отдел народного образования. Вместе с отчетом положила в пакет просьбу освободить ее от занимаемой должности по болезненному состоянию здоровья.
Об этой просьбе не сказала никому. Пока неизвестно, что получится из нее, а преждевременных разговоров и проводов не хотела. И провожали ее все только до осени.
Колян проводил до Ловозера. Там она чуть-чуть не выдала свою тайну, что намерена уехать совсем. Попрощавшись с Коляном: «До свидания! До осени. Спасибо за все, за все!» — она повернулась к оленям и сказала:
— Спасибо и вам, что хорошо возили. Прощайте!
Олени никак не отозвались ей, даже не повели ухом.
— Они не понимают меня или не хотят слушать. Ну, бог с ними, — сказала Ксандра.
— Они не хотят слышать «прощай», они любят «здравствуй», — отозвался Колян, догадавшийся, что скрывает Ксандра, и вызывая ее на откровенность.
Она сделала вид, что не поняла намека, и пошла к машине. Дальше она уехала по дороге Тра-та-та.
Сначала с земли, потом встав на свои расхлябанные трудной дорогой санки, Колян долго глядел вослед ей и думал песенно:
Все лето Ксандра прожила на Волге у матери. Ни о чем не заботясь — все заботы несла мать, — спала, гуляла, купалась, лежала на горячем песке, на траве, напропалую ела всякую огородную зелень, ягоды, фрукты и к осени так поздоровела, что врач, наблюдавший ее, сказал:
— Теперь хоть куда, хоть снова на Север. Но не забывайте, что цинга любит повторяться!
Ксандра предполагала, что ее освободят, ответ просила выслать на Волгу, но его не было. Она вторично попросила освобождения. На это ответили: «Если позволяет здоровье, предлагаем к началу учебного года явиться в Мурманск для объяснений».
Она явилась в конце августа. Сельскими школами Лапландии ведал Крушенец.
«Этот человек, знать, дан мне на всю жизнь, — подумала Ксандра. — Чем обрадует он на этот раз?»
Озадаченная словами «явиться для объяснений», она вошла к нему с настороженной робостью. Он встретил ее дружески-приветливо, протянул обе руки:
— Явилась. Вот умница! Такие вопросы, как твой, всегда лучше решать лично. Как здоровье? Чем болела? Теперь поправилась — вот замечательно! — Крушенец начал быстро листать бумаги на своем столе. Он изрядно пополнел, постарел, нарядился в просторный дорогой костюм, как большой начальник, но делал все по-прежнему, по-мальчишески стремительно. Найдя просьбу Ксандры, спросил: — Это писала в каком состоянии, больная, здоровая?
— Больная.
— А теперь с болезнью покончено, может, и с бумажкой вот так? — Крушенец сделал движение, каким рвут бумажки.
— Нет, нет! — запротестовала Ксандра. — С меня довольно, здесь больше я не останусь.
— Почему?
— Устала. Надорвала здоровье. У меня без призора старенькая, больная мать. И вообще я взялась за непосильное. Сделать все, что надо, мне не хватит жизни. Пусть вместо меня придет другой, более способный. А я на Волгу, там мне больше подходит. Я дала слово маме, что вернусь.
— Зря обнадежили маму, — перебил Ксандру Крушенец. — Но вы — свои люди, сочтетесь.
— Я отдала Северу чуть ли не двадцать лет. Неужели мало?
— В том и дело, что это очень хорошо, очень ценно. Потому и невозможно отпустить вас. Никто новый не сравнится с вами: ему для этого надо проработать, как вы. Устала — надо отдохнуть. Подорвала здоровье — надо полечиться. Маму взять к себе. И потом, разве вы одна живете раздельно с мамой? Миллионы живут раздельно с мамами, женами, детьми.
— У них, наверно, особые условия — солдатчина, война…
— И у нас война с вековой отсталостью, за светлое будущее. Согласен, что вам трудно. А убегать от трудностей никогда не бывает почетно, всегда малодушно, позорно. Не убегать надо, а побеждать наши северные трудности, укореняться, укрепляться здесь. К примеру, не к огурцам и картошке надо ездить с цингой, а уметь здесь развести все, чего боится цинга — молоко, овощи, витамины, — выжить ее с Севера, чтобы и в памяти не осталось. Видите, сколько еще дела?!
— Вы и молочное и овощное хозяйство хотите возложить на учителей. Не слишком ли! — упрекнула Крушенца Ксандра.