Капитализм? В какой полосе ты?
Смотри веселей!
Ну, смотри ж веселей!
У «Франкфуртской газеты»
Был на днях юбилей,
Отовсюду ей были приветы.
Стукнуло семьдесят пять годков
С ее основания.
Но прислушайтесь только, каков
Был голос ее ликования?
Газетный торгово-промышленный дом
На юбилейный раскошелился том.
А первая в томе страница –
Сплошная слезница.
Заглавие первой статьи для сердец
Буржуазных полно – элегизма?
Какое! – Трагизма!
Юбилярша-газета рыдает: «Отец,
Отец наш небесный! Ужели конец
Капитализма?»
Юбилярша конец признать не решается,
Она утешается
И дает не статью, а сонет:
«Положение капитализма тревожно.
Он совсем поседел. А какой был брюнет!
Что же? Старость? Конец?.. Нет, нет, нет!
Страшно думать! Нельзя! Невозможно! –
Юбилярша губы поджимает жеманно: –
В настоящем… ужасный такой камуфлет…
И близкое будущее так туманно…
Но будет же, будет желанный рассвет:
Выйдет солнце, лучи засверкают живые!..
Ведь туман не впервые…
Нужен острый хозяйственный глаз…
Ясно: в послевоенные злые моменты
В наш честный торгово-промышленный класс
Худые сумели пролезть элементы.
От них вся беда.
Капитализму от них так недужно.
Система отнюдь не худа.
Были старые кадры у нас хоть куда,
А теперь нам… почиститься нужно!
Чистка – вот наш пароль!
Вот наш пароль!»
Ну, не хитро ль?
До какой юбилярша додумалась истины:
«Спаситель! Приди и очисти ны!»
Ждет спасителя… чуда…
Интересно, откуда?
Спасителя вышлет какая… обитель?
Не оказался бы этот спаситель
В своем облике чистом –
Фашистом?
«Что? Советская власть укрепляется где-то?
Только не это!
Ах, только не это!»
Юбилярша истошно орет
И отчаянно врет,
Врет, не видя особого в том прегрешения,
Врет для самоутешения:
«Хозяйственно-крепкой системы пример СССР?
От этой системы избави нас, боже!
План хваленый советский не ладится тоже.
Машин накупили высоких культур…
Но люди… Ведь их не улучшить декретом?..
В Сталинграде на тракторном… Фейлер Артур…
Вот герр Фейлер что пишет об этом:
Только незначительная часть машин в ходу. Большинство рабочих стоит около машин без дела или производит движения, которые, как это может понять без труда даже не специалист, являются не более, как театральным зрелищем для иностранных посетителей.
Так газетная барыня в юбилейные дни,
Чтоб утешиться и чтоб вздохнуть посвободней,
Ничего не сыскала пригодней
Журналистской продажной брехни,
Да к тому же брехни… прошлогодней!
А барыне нынче всю правду раскрой,
Расскажи ей, так станет ей дурно,
Что наш тракторный сверхбогатырь той порой,
Освоив машины культурно
И работая бурно,
Стал вводить нынче в тракторный строй
По три тысячи в месяц готовых
Тракторов новых
Для советских колхозных, совхозных полей.
Это что ж? Театрально?
Нет, стальные лошадки, как есть, натурально!
И крестьянству милы – быть нельзя уж милей!
Мейне даме, могла ты приврать в юбилей,
Но не так уж нахально,
Петому что, прибегши к такому вранью,
Буржуазную чтоб возвеличить механику,
Ты лишь наглым враньем обнажила свою
Невероятную панику.
Сталинградский пример для тебя – острый нож.
Но сильны мы примером не одним сталинградским.
Утешаешься ты не от радости тож,
Представляя крестьян наших скопом дурацким:
Если случится в сельском хозяйстве приступить к новой работе, то созывается сход, и когда не приходят к единомыслию, то обращаются за решением вопроса к районному агроному, а той порой погода изменяется и в полях многое погибает.
До сих пор, мол, Митроха сидит на Митрохе,
Ум и стать те же, что при царе при Горохе…
Отрыгнулось у барыни в чванных строках,
Как в дни оны держали крестьян в дураках:
«Хам-мужик! Идиотская рожа!»
Но, как звон похоронный, ответ прозвенел,
Слух господский народной издевкой корежа:
«На дурака у господ вся надежа,
Ан, дурак-то и поумнел!»
Поумнел и ума не желает лишаться.
В барских снах только есть «хам-мужик, дуралей».
Меньше врать и умнее, мадам, утешаться
Не сумели вы в свой юбилей,
Аргументов серьезных найти не сумели,
Вам дающих надежду на новый рассвет,
А признаться вы в том не посмели,
Что таких аргументов в природе уж нет.
Невеселы аргументы в Европе
И в Америке тож не ахти,
Хоть спасителя там уж сумели найти
В замечательном мистере Свопе.
Мистер числится в звании
Председателя «электрокомпании».
Мистер Своп по башке себя хлопнул
И такое намедни в собрании свопнул,
Что взревели банкиры, от восторга балдея:
«Вот это – идея!»
А свопский идейный нарост
Так краток и прост,
Как заячий хвост:
«Ново! Ново! Ново!
Лечение капитализма больного
В целях преодоления
Анархии производства
И потребления –
В утвержденье капитало-господства
В аппарате всего эконом-управления! –
Для спасения общей мошны
Все тресты должны
Объединиться
И подчиниться,
Как можно скорей,
Возглавляющему всю механику эту
„Высшему комитету“
Из капиталистических главарей!
Капитал – царь царей!
Вот тогда-то пойдет регулирование
И планирование:
Машины и люди, цена и товар,
Все, все подчинится одному механизму!»
«Это будет смертельный удар
По коммунизму!»
«Да здравствует торгово-промышленный класс!»
«Да здравствует планово-дивная… Свопия!»
Но… и тут раздается меланхолический глас:
«Свопия – это утопия!
И опасная очень к тому же.
С ней не вышло бы хуже.
Упраздненье хозяйственно-оперативной свободы
И частной инициативы…
Это козыри вовсе не нашей колоды,
В этой песне – не наши мотивы.
Пролетарии скажут однажды нам: „Стоп!!“
По башке „комитет высший“ – хлоп!
И – построят не наши – свои! – коллективы.
Нет, нет, нет, мистер Своп,
Вы слишком ретивы
И… не слишком умны.
Нам, конечно, уже не вернуть старины.
Свои методы строить нам надобно наново
Но… зачем чересчур уж так планово?
Что хорошо для советской Москвы,
То для Нью-Йорка…»