…Колоссальной важности факт, что колхозное движение, принявшее характер мощной, нарастающей, антикулацкой лавины, сметает на своём пути сопротивление кулака, ломает кулачество и прокладывает дорогу для широкого социалистического строительства в деревне.
…Разве можно отрицать, что колхозы (я говорю о колхозах, а не о лжеколхозах) представляют при наших условиях базу и очаг социалистического строительства в деревне, выросшие в отчаянных схватках с капиталистическими элементами?
Речь – веха. Ей всего исполнилось два года.
В два эти года – только в два! –
Как много старого ушло из обихода,
Как много нового в свои вошло права!
Уже теперь каким рисуется уроком
Путь, измеряемый всего двухлетним сроком!
Кулак – давно ли жег он бедноту огнем
И ночью выходил с обрезом из овина?
И вот – кулацкая крушится сердцевина:
Идет, и ширится, и крепнет с каждым днем
Антикулацкая колхозная лавина.
Антикулацкий фронт собрать, вооружить,
Социализм в деревне заложить,
В два года укрепить его очаг и базу…
_Как хочется в такую пору жить!
Жить и работать без отказу_!
1932
К победе – полный ход!!*
Вступаем в новый год уверенно и смело
И на противника с усмешкою глядим.
Противник корчится, ярится очумело, –
Он болен нервами, и сердце онемело.
Холодный душ иль бром ему необходим.
Он успокоится на время, но… какое?
На час. Там из Москвы получит снова весть…
Не удручает так его ничто другое…
Из-за таких вестей уже давно в покое
Не может ночи он провесть.
Но мы бессонницей зато уж не страдаем
И за работою не спим.
Нет, с нами жульничать опасней, чем с Китаем:
Мы трезво мерим и считаем,
Сооружаем и крепим.
Мы маневрируем и быстро и умело.
Мы знаем «наш маневр»: к победе – полный ход!!
И потому мы так уверенно и смело –
И класс и партия – вступаем в новый год!
Свиной остров*
В Индийском океане, далеко,
Так далеко, что некуда уж дале,
Есть островок. На нем так жить легко.
Жить в домике, а не в сыром подвале
Иль, скорчась где-нибудь, подобно псу
Иль раненой, больной, бескрылой птице,
Жить, чувствуя себя в большой столице,
В Париже, как в глухом-глухом лесу.
На острове… О нем, за десять су[3]
В Париже белую приобретя газетку,
Волшебную прочтете вы заметку.
Тот остров злым, оборванным, больным,
Всей, всей белогвардейщине голодной,
Он сказкою звучит, ничем иным,
Хоть в практике, на карте мореходной,
Он назван просто – «островом Свиным».
Полгода он затерян в океане,
В густом, непроницаемом тумане,
Пустынный, чуждый радостям живым,
Полгода в одиночестве суровом –
Зловещий в зимнем зареве багровом –
Под саваном лежит он снеговым.
Гор ледяных прибрежный гулкий грохот,
Бурь океанских вой, и рев, и хохот,
Пустынность, дикость, сырость, холод, мрак…
Следов не видно от былой дорожки,
Протоптанной когда-то из сторожки,
В гранитный продовольственный барак.
Протаптывал дорожку четверть века
Угрюмый, молчаливый нелюдим.
Да, остров был жилищем человека:
Бараку сторож был необходим.
От воровских берег он покушений
(Грешили китоловы иногда!)
Постройку, где на случаи крушений
Хранилися одежда и еда.
И сторожу и в пополненье склада
Был привозим припас однажды в год.
Для сторожа, однако, не отрада
Был парохода редкого приход.
В былом к чему-то ненависть питая,
Он, получая письма, в тот же час
Безжалостно сжигал их, не читая.
В нем все сожгла жизнь, раньше прожитая,
Он твердо ей сказал однажды: «пас!»
На островке, над мрачною пучиной
Он угасал и, наконец, угас,
В дневник свой занеся перед кончиной: