Гул машины. Говор дружный.
На колхозный трудодень
Смотрит лодырь, гость ненужный,
Как в саду прогнивший пень.
Наши первоцветы*
Юным участникам Первого всесоюзного конкурса музыкантов.
Ребята. Им играть бы в фанты.
Меж тем не детская игра
Нам выявляет их таланты:
Какие диво-музыканты!
Какие чудо-мастера!
Какой в триумфе этом детском
Отпор для вражьей клеветы!
Смотрите все: в саду советском
Какие брызнули цветы!
Звучат их соло и дуэты.
И с замиранием в груди
Мы все – политики, поэты –
Влагаем свой восторг в приветы.
Ведь это – наши первоцветы, –
А то ли будет впереди!
Какая будет партитура!
Какие будут мастера!
Цвети, советская культура!
Расти, родная детвора!
Героям, строителям Челябинского тракторного завода*
Еще одна в родном краю
Твердыня новая в строю.
Труду, упорству и талантам,
Бойцам, ударникам, гигантам,
Героям тракторных побед
Восторги наши и привет!
Клад*
У мужика,
Гаврилы-бедняка,
Открылся клад на огороде,
Не золото хотя, а что-то в этом роде.
Бедняк и рад и горд,
Он счастьем делится с женою, Акулиной:
Открыл он глину – первый сорт!
«Ну, заторгуем же теперь мы этой глиной!
Горшок из глины из такой…
Да оторвут его покупщики с рукой!»
Деревня вся заговорила:
«Ай да, Гаврила!»
А богачи к нему уже и так и сяк
И говорят о нем, как наилучшем друге:
«Кто говорил, что ты и лодырь и босяк?
Ты первый человек теперь во всей округе!
Поклон нижающий супруге!
Да вы дороже нам родни!
Сказать по совести, одначе,
При вашей бедности не быть у вас удаче,
Нет, не управитесь вы с глиною одни.
Гаврила, рассуди, – они твердили дале, –
Тебе ли глина впрок?
Ты беден, как сурок, –
А мы бы с глиною при нашем капитале…
Ты лучше огород, голубчик, нам продай
Или в аренду сдай!..
Продай иль сдай!..
Продай иль сдай!..»
В ушах Гаврилы зазвенело.
Гавриле под конец всех слушать надоело:
«На кой вы леший мне?.. Идите вы ко псам! –
Гаврила объявил. – В мое не суйтесь дело!
Я с глиною своей небось управлюсь сам!»
Не таковы, одначе, воротилы,
Чтобы отстать им от Гаврилы:
То завлекут они его силком в трактир
На пьяный пир,
То к сделке ласковым враньем его охотят,
То ночью темною, случалось, поколотят.
Гаврила по двору уж ходит с топором.
«Послушай, кончится все это не добром!
Отдай нам огород!» В отчаянной досаде
Вопит его жена; «Они ж нас изведут!
Ведь мы теперь живем, гляди, в какой осаде!
Ведь нам житья они, злодеи, не дадут!»
«Тож скажешь, – отвечал Гаврила Акулине. –
Я тож не вялая былинка при долине.
Топор на что? Дадим отпор!»
«Топор – отпор! Заладил, дятел!
Кому отпор? С ума ты спятил?
Они отнимут все – и огород и двор!»
Чем кончился о глине спор,
Я не могу сказать. Давно все это было.
Но в памяти моей все дело это всплыло,
Встав, как живое, предо мной,
В связи с удачею советской, нефтяной,
Она завистников доводит до кошмара:
«У них, – кричат они, – ударил Лок-Батан!
Нет, мы не вынесем подобного удара!
Ведь это ж – кар-р-ра-ул! – не нефтяной фонтан,
А нефтяная Ниагара!!»
Нам при оказии при сей
Подсчетов подводить не надо нам подробных,
Чтоб точно уяснить, как много зло-утробных
У нас прибавилось «друзей», –
Мы не нуждаемся и в звуковом экране,
Чтоб слышать щелканье зубами в этом стане
И тот зловещий тра-ра-рам,
Что происходит там при чтенье телеграмм
О нашем дивном Лок-Батане!