Выбрать главу
– О мейн фирст! Мейн тапфер риттер![7] Не коснется, Радзивилл, Большевистишес гевиттер[8] Ваших замков, ваших вилл!
– Вы устали? – Нет. – Пше праше, Еще, фрейлен, еден тур! Нима в свете выше, краше Наших родственных культур.
– На востоке вир цузаммен…[9] – Скоро ль? – Шнель![10] – Когда б скорей! – Клятва? – Клятва! – Амен? – Амен! – Дритта, дрит-та! – Эйнс, цвей, дрей!
– Мы покажем красной хамке: Нет таких, как мы, вояк! – …С толстой Бертой в старом замке Князь танцует краковяк.
Вьется князь вокруг соседки, Ей отдавши сердце в плен, Радзивилловские предки Смотрят сумрачно со стен,
Словно им подать охота Знак потомку своему, Словно ведомо им что-то, Что не ведомо ему,
Что нависло над вельможей И о чем – и у ворот, И вкруг замка, и в прихожей – Шепчет сумрачный народ.

О «доброте»*

(По документальным материалам)
Над губами ладонь или платок. Обывательский шепоток О большевистской морали (Тема приобрела остроту): «За что человека покарали? За доброту!»
Доброта! Распрекрасное слово, Но приглядимся к нему. Скажем, я прослыл за человека презлого А почему? Будь я урчащим Лириком, А не рычащим Сатириком, Разводи в стихах турусы на колесах О тихих заводях и плесах, О ловле по утрам пескарей, О соловье иль кукушке в роще, Не было б меня добрей И – проще.
Есть пограничная черта, Где качество переходит в контркачество, Отвага – в лихачество, Деловитость – в делячество, Краснота в иные цвета, Бережливость – в скупость, И доброта – В глупость, А глупость – в преступление. Обычное явление! Глупая доброта становится той Простотой, Про которую и в мире старом, Чуть не до «Христова рождества», Утверждалось недаром, Что «простота хуже воровства». Что от нее в мозгах чересполосица, От которой «добряк» простоволосится, Доходит до дружбы и кумовства С перекрашенным, переодетым Врагом отпетым. Доброте доброта Не чета. Бывает доброта разная: Умная и несуразная, Пролетарски-классово направленная И – вражьей отравой отравленная, Захваленная и заласканная, Опошленная и затасканная, Дряблая, насквозь обывательская, А в результате – предательская.
Не удержись от такого соблазна я, Поперла б ко мне публика разная, Началось бы хождение массовое, Чуждо-классовое. Про меня б говорили, что я-де во лбу Семи пядей, Называли б меня в похвальбу «Добрым дядей», Говорили б, что только лишь мне «Довериться можно вполне», Что я к сердцу их боль принимаю, Что я их «понимаю». Я ж басил бы: «Да, да, случай жуткий! Да, да, самодурный!» Ведь я такой «чуткий», Такой я «культу-у-ур-ный».
«Ах, Ефим Алексеич! Вы – писатель, творец… Вы поймете… Был графом отец… Вы поможете нам, дорогой… Из Москвы с дядей, с тетей совместно… Мил-лый, мил-лый… Ведь вы же – другой, Не такой, Как… все эти!»
Я… Я понял бы и порадел, Был бы к просьбам подобным отзывчив сугубо: «Да, всегда этот… Наркомвнудел… До чего это грубо!» «Понимаете? Взяли подписку с меня, Чтоб я быстро, в три дня, Из Москвы с дядей, с тетей совместно… А за что, неизвестно! Дядя Поль тож уволен из банка». «Не волнуйтесь, граф… жданка. Успокойтеся. Я поспешу. В долг себе я вменю. Я напишу. Я позвоню». «Ах, недаром сказала мне тетушка Бетти, Чтоб я к вам…»                «Рад быть вашим слугой». В ручку – чмок.                «Вы же, право, другой, Не такой, Как… все эти!»
вернуться

7

О мой князь! Мой храбрый рыцарь!

вернуться

8

Большевистская гроза

вернуться

9

Мы вместе…

вернуться

10

Скоро!