Выбрать главу
Но… живет сто лет калека, Дуб же крякнет вдруг и – сдаст, Лист осыплется зеленый. И – сухой и оголенный – Дуб стоит, как мертвый пень. Так Авдей: смотрел весь день За хозяйством, как обычно, Отдавал приказы зычно, Выслал к вечеру обоз – Все семейство – на покос; Стало тихо: все живое – Он да внучка, в доме – двое. Ночь прошла, и поутру, Словно призрак, по двору Дед Авдей бродил, шатался, Часто за сердце хватался, Крикнул внучку: «Слышь, малец, Собирай скорей дровец». Взяв дрова, прогнал Марфушку: «Не входи теперь в избушку. Слышь? Пока не позову!» Вскипятил в воде траву. Весь водою той обмылся, В сундуке в углу порылся, Обрядился – чист и бел, Лапти новые надел. Долго – с приступом икотки – Наворачивал обмотки И, разгладив их рукой, Молвил: «Умник никакой Не раскусит этой штуки!» И к иконам головой Лег на лавку чуть живой, Образочек взявши в руки, – «Пусть теперь хоронят, суки!» Ввечеру, когда гуртом Вся семья вернулась с поля, Стало ясно: божья воля! Дед Авдей с раскрытым ртом, Снарядившись сам к отправке В невозвратный, смертный путь, С образком, прикрывшим грудь, Мертвецом лежал на лавке. В поле страдная пора, Каждый день за год в ответе, Так покойник со двора Был утащен на рассвете, А к полудню – летний быт – Был отпет он и зарыт. Вот и все. Одначе в поле Сыновей Авдея боле Не видали в эти дни: Дома шарили они В каждой дырке, в каждой щелке, И за печкой, и на полке, Перерыли все углы, Разломали все полы, Весь чердак разворошили, Весь амбар распотрошили, Двор изрыли, огород, Взбудоражили народ. «Во, гляди, как братья рыщут, Денег всё отцовских ищут». «Ищут. Тятька – вот беда! – Деньги скрыл невесть куда!» День искали, два искали, Дом на части растаскали, Разорив родимый кров, Два братана – Клим и Пров, – Под конец, без долгой речи, Ухватили мать за плечи: «Стерьва! Место укажи, А не то… возьмем в ножи!» Мать и так, и сяк, и этак Урезонивала деток, Разоравшихся орал: «Знаю вашего не боле… Я была ведь с вами в поле, Как отец-то помирал. На меня за что поруха?» «Врешь ты, подлая старуха!» «Говори, где клад, змея!» Озверели сыновья, Смертным бьют старуху боем. Бабка воет диким воем, Упираясь на своем: Ничего ей неизвестно.
«Вспомни, мать!» «Открой нам честно, Деньги где, не то – убьем!» «Вспомни!» Мать не вспоминает: «Муж был строгий – кто не знает! Я при нем была глупа. Что меня вам врать неволит?» Сыновей старуха молит, Чтобы вызвали попа: «Пусть живая в землю лягу! При народе дам присягу!» «Присягай!» Явился поп. Собрался народный скоп. В виде жалостно-убогом, Вся в кровавых синяках, Бабка хрипло – «ках! – ках! – ках!» – Пред людьми и перед богом Поклялась, держась перстом За евангелье с крестом: «Вот подохнуть мне до срока!.. В сыновьях не видеть прока!.. Как на страшном вот суде!.. Клад лежит не знаю где!» «Так божиться ей к чему бы? Бабка явственно не врет!» Загудел кругом народ: «Зря сынки-то, душегубы, Мать терзали на куски!» Клим и Пров кусали губы И скребли себе виски От досады и тоски: Что ж выходит? Дело ясно: Мать свою они напрасно Дули, гнули вперегиб. Клада нету! Клад погиб! Вдруг – у всех распухли уши! – Объявилась – от Марфуши! – Удивительная весть: В избу хоть и не входила, Внучка деда подследила И видала чрез окно, Как и долго и смешно Над лаптями он возился, Как кому-то он грозился, Собираясь их надеть. Как обмотки стал вертеть, Задыхаясь от натяжки, Как под них совал бумажки – По одной, по две, по три… «На, холера! На, смотри: Не такой ли размалевки?» «Вот такие!» «Сторублевки!» Чувств своих не поборов, Завопили Клим и Пров: «Что ж ты раньше, дрянь, молчала?» «Знать бы это все сначала!» «Ладно. Знаем, наконец: Деньги в гроб унес отец!» Пров и Клим в одно мгновенье Тут же приняли решенье – Вскрыть могилу.      «Стоп! Нельзя!» Поп сказал, крестом грозя: «Святотатство!.. Прегрешенье!.. Кто позволит?!»      Разрешенье На каких искать путях? Клад – в могиле, на кладбище, На ноге, поди, по тыще! – У покойника… в лаптях! Что тут было! Что творилось! Что тут только заварилось! Брату брат – смертельный враг, Брат от брата ни на шаг. Брат родной следит за братом, Как за лютым супостатом: На кладбище шпарит Пров, А уж братец – будь здоров! – Из куста ему навстречу, – Жди того, что вступят в сечу, Ухватясь за топоры! Всполошились все дворы, Всем не елось и не спалось, Об одном везде шепталось: «На кладбище у куста, У отцовского креста Братья кончат дело скверно, Перережутся, наверно!» «Чтоб беду предупредить, Надо стражу нарядить!» У Авдеевой могилы, Прихватив с собою вилы, Клад могильный сторожа, Заходили сторожа; Сбоку Клим и Пров ходили, За охраною следили, – И на весь на этот сбор Поп глядел через забор: «Проморгал какое дело!» У попа в башке гудело. Он не долго здесь торчал, К благочинному помчал. Долго батюшки грустили: «Экий случай упустили!» «Сторожат?»            «И день и ночь». «Кто сумел бы нам помочь?» «С кем-то надо нам совместно…» «Кто решится?»      «Кто? Известно! Нам поможет становой: И подлец, и с головой!» Покатили к становому. Разговор по-деловому Был поведен становым: «Вот вы с делом каковым!.. Что ж! Не прочь я… от дележки. Устраню крестьян от слежки И, убрав народ, семью, Стражу выставлю свою».
Становой в село примчался, Расшумелся, раскричался: «Беспорядки тут? Разврат? Искалечил брата брат! Сторожить могилу стали! А причина не пуста ли? Может, все – ребячий бред! Налагаю мой запрет! Сыновей и вашу стражу Я отсюдова спроважу. Эй, урядники! Гони! Разберемся тут одни!» «Разберутся, крокодилы!» Отшатнулася толпа. Лишь остались у могилы Становой и два попа Да урядников четверка, А народ вдали: галерка. Тут урядники в момент – Преогромнейшие каты! – В ход пустили инструмент, Припасенные лопаты. Через час был гроб открыт, Наверх вытащен и вскрыт. Над покойником зловонным С видом этаким законным, Как голодных три клопа, – Чай, добыча неплохая! – Наклонилися, чихая, Становой и два попа, Быстро лапти размотали, Все бумажки подсчитали: «Всё ли?» «Всё! Покойник гол!» А для Фролов и Микол, Подозвав народ поближе, «Подписавшиеся ниже» – Попик, местный богомол, Становой и благочинный – Очень ясный и не длинный Огласили протокол: «Дня, и месяца, и года При стечении народа И в присутствии особ Был раскрыт такой-то гроб. Труп лежал горизонтально И, осмотренный детально От волос и до ногтей, Оказался… без лаптей, Слух кощунственно-преступный, Что в лаптях-де клад был крупный, Не основан ни на чем, Что скрепляем сургучом».