1948–1954
Друзьям
Хочу я жизнь понять всерьез:
наклон колосьев и берез,
хочу почувствовать их вес
и что их тянет в синь небес,
чтобы строка была верна,
как возрождение зерна.
Хочу я жизнь понять всерьез:
разливы рек, раскаты гроз,
биение живых сердец –
необъясненный мир чудес,
где, словно корпус корабля,
безбрежно движется земля.
Гляжу на перелеты птиц,
на перемены ближних лиц,
когда их время жжет резцом,
когда невзгоды жмут кольцом…
Но в мире нет таких невзгод,
чтоб солнца задержать восход.
Не только зимних мыслей лед
меня остудит и затрет,
и, нет, не только чувства зной
повелевает в жизни мной, –
я вижу каждодневный ход
людских усилий и забот.
Кружат бесшумные станки,
звенят контрольные звонки,
и, ставши очередью в строй,
шахтеры движутся в забой,
под низким небом черных шахт
они не замедляют шаг.
Пойми их мысль, вступи в их быт,
стань их бессмертья следопыт!
Чтоб не как облако прошли
над ликом мчащейся земли, –
чтоб были вбиты их дела
медалью в дерево ствола.
Безмерен человечий рост,
а труд наш – меж столетий мост…
Вступить в пролеты! Где слова,
чтоб не кружилась голова?
Склонись к орнаменту ковров,
склонись к доению коров,
чтоб каждая твоя строка
дала хоть каплю молока!
Как из станка выходит ткань,
как на алмаз ложится грань,
вложи, вложи в созвучья строк
бессмертный времени росток!
Тогда ничто, и даже смерть,
не помешает нам посметь!
1954
Молодежи
Наша юность
тем хороша,
что
как вешняя зорька зардела,
что
от ленинского шалаша
ей открылись
пути без предела;
наша юность
тем хороша,
что
с костров пионерских
сумела
резким ветром
глубоко дыша,
воспитать
свою волю и тело;
наша юность
тем хороша,
что
мечтой в занебесье взлетела
и ничья
молодая душа
от заботы
не очерствела;
наша юность
тем хороша,
что
глядит неподкупно и смело,
не ища
для себя барыша,
за великое
борется дело;
наша юность
тем хороша,
что
страна ее в славу одела,
плавя руды,
покос вороша,
сотней знаний
она овладела;
все препятствия
сокруша,
пред грозой
и бедой не робела,
наша юность
тем хороша,
что
густою стеной камыша
песню радости
прошумела!