А на тебя я – и рассержусь,
не соглашаешься – разругаюсь,
только сейчас же на сердце грусть,
точно на собственное не полагаюсь;
Точно мне нужно второе, твое,
если мое заколотится шибко;
точно одно у них вместе жилье,
вместе и горечь, и вздох, и улыбка.
Нет, я к тебе не привык, не привык,
вижу и знаю, а – не привыкаю.
Может, действительно ты – мой двойник,
может, его я в стихи облекаю!
1960
«Любовь моя видела сон…»
Любовь моя видела сон,
что нас расстреляли фашисты;
и замер предсмертный наш стон
под дикие визги и свисты.
Расстрел этот происходил
в просторе высокого зала;
их суд нас недолго судил:
им времени недоставало.
И вот уж когда ни застенок, ни власть
не страшны нам стали на свете, –
любовь моя облаком поднялась
и сделалась ангелом. Ангелом смерти.
Внизу бесновался фашистский содом,
и свастик загнутые когти кривились;
и новые жертвы прошли пред судом,
и новые призраки сна появились.
Тот ангел, спускаясь, лишь пальцем ноги
дотрагивался до голов ихних вражьих, –
как молнией, пав, поражались враги,
и плющились тульи их толстых фуражек.
Так ангелом мести парила она,
как снежное облако от дуновенья;
и не было в мире прекраснее сна,
и праведней не было сновиденья!
1961
Осенние стихи
Взгляните на белые лилии,
на стройность их стеблей тугих,
на их молодые усилия
быть чище и выше других.
Следите за пламенным маком,
стремящимся к синеве
восстания огненным знаком
на ровно растущей траве.
А лица анютиных глазок,
которые расцвели,
как добрые гномы из сказок,
возникшие из-под земли.
А крупные яркие астры
в осенней сухой тишине
так пестры и разномастны,
что видимы и при луне…
Нет, лица цветов не бездушны!
Приметьте, как, слабо дыша,
в далекое небо послушно
от них отлетает душа.
1960
Сахарно-морожено
Сахарно-морожено,
аж снег скрипит;
все поле завороженно
сверкает – спит.
Сидят в квартирах
школьники,
стучат часы;
седой зимы
затворники –
в стекло носы.
Не то чтоб
мы захныкали,
то был бы срам,
но все-таки –
каникулы
иные снились нам.
Пришлось
погодой лютою
прикрыть катки,
как носа
ни укутывай
в воротники.
Но есть
такое мнение,
что сдаст мороз
и будет
потепление,
решив вопрос.
У мальчиков,
у девочек
сиянье глаз:
им хочется,
как белочкам,
пуститься в пляс…
Все елочки,
все сосенки
снег облепил;
не видят они
сослепу,
кто их ослепил.
Поутру рано
встанемте
и – на катки,
сменив на лыжи
валенки
и на коньки.
Помчимся
пританцовывая,
забелим бровь, –
на щечках враз
пунцовая
зардеет кровь.
И лыжни вновь проложены,
и вдаль бегом;
и сахарно-морожено
блестит кругом!
1959
Здравица
Провозглашаем – Новый год!
Но совершенно новый!
Часов
какой-то новый ход –
не хмурый, не суровый.
Каких-то
новых слов раскат –
правдивых, добрых, нежных.
Каких-то
славных дел охват –
внутренних и внешних.
Чтоб новых
множество детей
средь множества растений
и новых радостных затей
и изобретений.
И много
новых ртов питать,
гордясь и улыбаясь.
И много
добрых книг читать,
в ночь, не отрываясь.
Расти,
высокая Москва,
в музеи сдав старинку.
Расти –
себе сама нова, –
и всем гостям в новинку.
Ведь новых дней
солнцеворот
пошел светить на лето,
чтоб рассиялся Новый год
могучей силой света.
Чтоб он блистал,
чтоб он сверкал
весельем и отвагой,
как этот
поднятый бокал
с мерцающею влагой!