Молотком по зубилу
удар за ударом,
чтоб слышимо было
и юным и старым.
Молотком по зубилу,
молотком по зубилу,
чтоб видимо было,
чтоб слышимо было.
Работа тяжелая,
трудная очень,
но труд этот прочен,
всей жизнью оплочен.
И выйдет на свет
из глубин непочатых
всех прожитых лет
стальной отпечаток.
Молотком по зубилу
удар за ударом,
чтобы понято было
всем земным шаром.
1960
Сердце человечества
Человек с открытым сердцем
будущего племени
не причастен к черным зверствам
атомного времени.
Колоколом, барабаном
бьется пульс истории,
расширяет грудь раба он,
множит ритмы скорые!
Человек с открытым взором
утреннего зарева,
он особым разговором
может разговаривать.
Не заздравными речами,
не угрозы знаками,
а звенящими ручьями,
полевыми злаками.
Он во весь свой рост восстанет
заглянуть в грядущее,
он его рукой достанет –
медленно идущее.
Нет, не сгинет, не исчезнет
сердце человечества
ни от лучевой болезни,
ни от прочей нечисти!
Для него пишу стихи я,
не скажу – волшебные,
не такие, не сякие,
попросту – душевные.
Мне бы, обратясь к народу,
речь сказать высокую,
чтоб глядеться, словно в воду
в ясность многоокую.
Да ведь вот – иное слово,
сильное и доброе,
не созрело, не готово,
в закрома не собрано!
1961
Семидесятое лето
Я проснулся сегодня радостный,
огляделся счастливым взглядом:
радость бьется в душе – нету сладу с ней, –
ведь она со мной здесь, рядом!
Добролюбая, светлоплечая,
затененная дымкою сна –
и сказать о ней больше нечего:
нестареющая весна!
Небо дымится грозами,
в жаркий июль одето;
пахнет сосной и розами
семидесятое лето.
Вы, кому только двадцатое,
кто лишь вступает в стремя,
я не завидую и не досадую:
всякому свое время.
Время мое величавое,
время мое молодое,
павшее светом и славою
в обе мои ладони.
Вам, кому времени вашего
новые долгие годы,
вам расцветать, выколашивать
наших посевов всходы.
1959
Созидателю
Взгляни: заря – на небеса,
на крышах – инеем роса,
мир новым светом засиял, –
ты это видел, не проспал!
Ты это видел, не проспал,
как мир иным повсюду стал,
как стали камни розоветь,
как засветились сталь и медь.
Как пробудились сталь и медь,
ты в жизни не забудешь впредь,
как – точно пену с молока –
сдул ветер с неба облака.
Да нет, не пену с молока,
а точно стружки с верстака,
и нет вчерашних туч следа,
и светел небосвод труда.
И ты внезапно ощутил
себя в содружестве светил,
что ты не гаснешь, ты горишь,
живешь, работаешь, творишь!
1946
«Мозг извилист, как грецкий орех…»
Мозг извилист, как грецкий орех,
когда снята с него скорлупа;
с тростником пересохнувших рек
схожи кисти руки и стопа…
Мы росли, когда день наш возник
когда волны взрывали песок;
мы взошли, как орех и тростник,
и гордились, что день наш высок.
Обнажи этот мозг, покажи,
что ты не был безмолвен и хром,
когда в мире сверкали ножи
и свирепствовал пушечный гром.
Докажи, что слова не вода,
времена – не иссохший песок,
что высокая зрелость плода
в человечий вместилась висок.
Чтобы голос остался твой цел,
пусть он станет отзывчивей всех,
чтобы ветер в костях твоих пел,
как в дыханье – тростник и орех.
1956
«Слушай же, молодость, как было дело…»
Слушай же, молодость, как было дело,
с чего начинали твои старики,
как выступали бодро и смело
в бой с белой гвардией большевики.
Сегодня мне хочется вспомнить о тех,
кто в памяти сердца заветно хранится,
чьи неповторимые голос и смех –
как жизнью отмеченная страница…
Однажды, домой возвращаясь к рассвету
мимо кремлевских каменных стрел,
быстро идущего Ленина встретил, –
но вслед обернуться ему не посмел.
Он шел одиночным ночным прохожим,
быть может – воздухом подышать;
меня восторг пронизал до дрожи,
я так боялся ему помешать.