3
Когда,
подобная лучу,
ты станешь рядом
с тем,
кто тебе не по плечу
по дням и взглядам,
я ничего
не мыслю красть
из тех сокровищ,
какие ты
другим во власть
отдать готовишь.
Но даже
если бы они
в сто крат пригожей,
не дай их,
боже сохрани,
руке прохожей.
Я удержусь
от всяких ласк,
как от порока…
Дорога в даль,
колеса в лязг –
и ты далеко!
Но если рокот
дождевой
на листьях мокрых,
знай:
это мой
сторожевой,
тревожный окрик.
А если
солнечным лучом
метнет над садом,
то это я
плечо с плечом
с тобою рядом!
4
Поезда нас разомчали
через степи и пески,
содрогаясь от печали,
надрываясь от тоски.
Только стоило усесться
в дальний поезд, в долгий путь,
как пошло хватать за сердце
и впиваться рамой в грудь.
Даже для великой страсти,
для классической любви,
все б растаяло в пространстве,
что в глазах еще рябит.
А ведь вы совсем ребенок,
вас бы в мамок тесный круг.
Что вам до стихов любовных;
до глухих сердечных мук?!
В этот миг глухим разрядом,
дикий взгляд воспламеня,
туча с грохотом и градом
обвалилась на меня!
5
Проезжаем станцию «Выдумка»,
всю заплывшую в зеркало луж.
Вы б сказали: «Давайте выйдем-ка
прямо в чащу – в орешник, в глушь».
Пусть от станции только название,
только взорванный бомбами дзот,
битый щебень, песок да развалины,
но орешник-то все-таки тот!
Здесь работы – края непочатые,
лишь бы руки да пристальный глаз!
Так давайте про то напечатаем,
может, выдумка эта – про нас?
6
Мне не надо длиннобровых,
не встающих при звезде,
злых, завистливых чертовок,
ждущих выгоды везде;
Очерствелых, безразличных,
не хотящих жить, как все,
в вихрях слов и дел тряпичных
мчащих белкой в колесе!
Мне ж мила, чтоб бровки – тенью,
рот не крашен, волос прост,
голос – сам стихотворенье,
глаз сиянье – отсвет звезд;
Мне мила такая цаца,
чтобы с нею не дремать –
в помощь к тонущим бросаться,
в скользь упавших подымать;
Чтоб ходила, глаз не жмуря,
не кривила горько губ,
даже если в сердце буря,
даже если ветер груб!
7
Я сердце вверял
деревьям,
я жаловался
кустам,
и буря
Ревела ревмя,
за мною гонясь
по пятам;
и море
металось следом,
выхлестывая залив,
в ответ
моим мнимым бедам
парчу
по пескам расстелив;
и тучи
толпились скопом,
склубившись
над головой,
грозя мне
вторым потопом,
распоротой
синевой…
А все же
мне жаль разлуки,
когда,
чуть что-то шепча,
деревья
вздымали руки
сверх
моего плеча,
вершины
поднявши к высям,
указывали
в небосвод,
и целые тучи
писем
обрушивал
самолет!
8
О, если б был
такой бинокль,
чтоб
за пять тысяч верст
увидеть над собой
венок
кавказских
влажных звезд!
Ведь без бумаги,
без чернил
из света
и добра
тебя я,
нет,
не сочинил,
а взял
из-под ребра.
Так ты бездонно
далека,
так детски
хороша,
что над Кавказом
в облака
вплыла
моя душа.
9
У Блока также звезда была,
но не того созвездия:
она в туманах ночных плыла,
даря дурные предвестия.
И Маяковский о том тосковал –
зачем они зажигаются?
Зачем, повернувши небесный вал,
уходят куда полагается?!
Да все стихотворцы о том говорят,
но редко кто взглядом встретится.
А звезды горят себе и горят,
горят и горят, и светятся.