Вокруг него теснились мытари угрюмо,
но он, как облако, меж ними прошумел
о толстодушии былого толстосума…
А я помочь ему не смог и не сумел!
Я не отрекся, и петух не пел полуночь,
но сон прервался и вставать была пора…
А если мыслью и пылинки ты не сдунешь,
то как же ею с места сдвинется гора?
1956–1961
В конце концов
(На мотив Р. Бернса)
В конце концов все дело в том,
что мы – как все до нас – умрем…
Тим-там, тим-том!
Матрос пьет ром, больной пьет бром
но каждый думает о том;
ведь вот ведь дело в чем!
Один умрет, построив дом,
другой – в чужом углу сыром…
Тим-тим, там-том, тим-том!
Один был прям, другой был хром,
красавец – тот, а этот – гном;
ведь вот ведь дело в чем!
Один имел прекрасный слог,
другой двух слов связать не мог,
в грамматике был плох.
Один умолк под общий плач,
другого доконал палач:
уж очень был горяч.
А любопытно, черт возьми,
что будет после нас с людьми,
что станется потом?
Какие платья будут шить,
кому в ладоши будут бить?..
Тим-там, тим-там, тим-том!
Открыть бы хоть один бы глаз,
взглянуть бы хоть единый раз:
что будет после нас?!
Но это знать – напрасный труд
пустого любопытства зуд;
ведь вот ведь дело в чем!
Все семь всемирных мудрецов
не скажут, что в конце концов…
Тим-тим, тим-тим, тим-том!
1956–1961
Пред тобой
Мне б пред тобой
на колени пасть!
Мне б пред тобою
поклоны класть!
Но ведь такой
неразумен жест:
нету на свете
бессмертных божеств.
Мне пред тобой бы
дорогой лечь,
чтоб в беспредельную
даль увлечь, –
так бы вот
шла бы и шла бы,
все миновав
ухабы.
Мне бы в лесу
серым волком быть,
чтоб до луны
о тебе провыть, –
только ведь
ты не согласна
стать
царевной прекрасной!
Варишь обед
и чинишь белье,
в радость и в свет
украшаешь жилье
пол натираешь,
чтоб звонко блестел.
Где уж царевнам
до этаких дел!
Ты не царевна,
и я не волк…
Но для тебя
в подмогу
лучших стихов моих
мягкий шелк
выстелю
на дорогу.
1961
Скажи, с кем ты знаком?
С кем я знакомствую?
Со Стендалем,
с Пушкиным, с Гоголем, с Достоевским.
«Да, но ведь эти из дальней дали!
А на сегодня знакомиться есть с кем?
Что ж на сегодня?..»
Звенит мелочишка,
но не отметишь великих имен.
Может, еще подрастут мальчишки,
станут Мужами своих времен;
может, еще наберутся силы –
выдвинутся на века вперед,
чтобы им памятники постановили
не начальствующие, а народ!
Пушкин!
В поэтах на первом месте,
не постаревший и после конца;
нет безупречней и чище чести
неувядающего венца.
Бешеной царской собакой укушен,
лишь пред народом он шляпу снял;
так вот его и вознес Опекушин
на всенародной любви пьедестал.
Из современников был я дружен
с тем, кто и в жизни великим был…
И для него я был в чем-то нужен,
а его я – как солнце любил.
И теперь, меж другими сидя,
во всеобщий впадая тон,
на судьбу я в глухой обиде:
почему нет таких, как он?
Те, о которых вы только читали,
далью времени унесены, –
так же любили, страдали, мечтали,
в нашей памяти живы они!
Не одни мы живем на свете,
и не клином сошелся свет.
Верю:
будет земля в расцвете,
знаю:
встанет живой поэт!
22 января 1962 г.
Будни войны
Это невероятно:
камни дорог в крови,
в прачечных ржавые пятна,
а люди – туда и обратно,
туда и обратно,
как ничего не случилось,
как муравьи!
Это невыразимо:
взрывов в глазах столбы,
а люди – всё мимо и мимо,
мимо своей незримой,
неотвратимой
судьбы!
Тел неоплаканных груды,
дум недодуманных дни…
Люди не любят чуда:
горы пустой посуды,
суды да пересуды,
слухи да сплетни одни.
Так же стригут бородки,
так же влачат кули,
так же по стопке водки
лихо вливают в глотки,
так же читают сводки,
точно война – вдали!..