Святые башмачки
Я спал. Глядел. В окне слюда.
В нем ходит синяя звезда,
И схимницы там сонныя,
Все златоиспещренныя,
Перед иконой преклонясь,
К земле ведут от неба вязь,
В три полосы, трерядную,
Дорогу неоглядную.
От нас, от здесь, до неба мост,
И к нам, с высот превыше звезд.
Узорами зелеными,
С молитвами, с поклонами,
Ведут оне дорогу-путь,
Что входит в грудь когда-нибудь.
Икона та огромная,
Высокая и темная,
Из золота у ней оклад,
А перед ней лежит булат,
И башмачонки малые,
Ах, стоптаны, усталые,
Помолятся, – и в пыль дорог,
В движеньи малых детских ног.
И было мне вещание
Из мглы златомерцания: –
«Не все сюда. Иди туда,
Где синяя горит звезда.
Пройди непостижимыми
Пожарами и дымами».
И грянул тут вспененный вал,
Я пал, икону целовал,
Отца и мать любимую,
И темь – и земь родимую.
И вот иду. Качну беду, –
Уходит прочь. Я часа жду.
За полем, за речонками,
Слежу за башмачонками,
У коих стоптан каблучок,
Но каждый шаг их мне намек.
Над омутами старыми
Я прохожу пожарами.
Я знаю: Синюю звезду,
Идя, как луч, в пути найду.
Мне светит мгла иконная,
Вся златоиспещренная.
Свечою
Я войду в зарю закатную
Чрез поля, через луга,
Доведу тропу стократную
В заревые берега.
Возле солнечной излучины
Подожду, она светла,
Но, поняв, что все замучены,
Кем душа моя жила, –
С края пропасти сверкающей
Брошусь прямо я в зарю
И свечою догорающей
В бездне солнечной сгорю.
Черная вдова
Ивану Сергеевичу Шмелеву
Я знаю Черную вдову,
В ея покрове – светов мленье,
Ее я Полночью зову,
С ней хлеба знаю преломленье.
С ней кубок темнаго вина
Я пью безгласно, в знак обета,
Что только ей душа верна,
Как жаворонок – брызгам света.
Когда ж она уйдет во мгле,
Где первый луч – как тонкий волос.
Лозу я вижу на столе
И, полный зерен, крепкий колос.
Песня дня и ночи
Ивану Сергеевичу Шмелеву
Давай еще любить друг друга,
Люблю тебя, мой милый брат.
Найти на изумруде луга
Я каждый день нежданно рад
Чуть-чуть зацветшие расцветы.
Поем. И пели. И не спеты.
Рассветный час –
Всегда рассказ.
В свеченьи трав – любовь Господня,
Разлитье Бога по цветам.
За радость каждаго сегодня,
За луч, примкнувшийся к кустам,
За жизнь зверьков лесистой ямы,
Взнесем до неба фимиамы.
От наших свеч
До Бога речь.
За то, что в долгих гулах звона
И благодать, и благолепь,
Что синей кровлей небосклона
Одет наш дом, и лес, и степь,
За Море, в нем же Божья сила,
Взнесем горящие кадила.
Есть свет и звук
В воленьи рук.
За час труда, за миг досуга;
Вот, за щепотку табаку,
За то, что мы нашли друг друга,
Что брата братом нареку,
За путь вдвоем по бездорожью,
Восславим звонно благость Божью.
В глазах людских
Есть Божий стих.
Мы оба в пламенях заката,
На рубеже тяжелых лет.
На срывах ската вопль набата,
Разлитых зарев медный бред,
Мы головни, но головнями
Хранится огнь, что будет – в Храме.
Под цепкой мглой
Пчелиный рой.
Мы знаем радость следопыта,
Земная глубь дрожит, звеня.
Гремит нездешнее копыто,
К земле от неба бег коня.
И в начертаньях узорочий
Прочтем мы слово вещей Ночи.
Оттуда мы.
Есть путь средь тьмы.
Вверху, от Севера до Юга,
Уж черный бархат проступил.
Но к нам иного пламекруга
Течет произволенье сил.
Вовнутрь души, в наш мрак железный,
Простерся скипетр многозвездный.
Зовет – огнем.
Идем! Идем!