Подвижник Руси
В глухом лесу, звеня, сосна,
Что выше и прямее ели,
Всегда победно зелена,
В ней знак свирели и кудели.
В смиренном цвете умудрен,
Небеснаго прозренья вежды,
Среди цветов провидец – лен,
Он ткач заветной нам одежды.
Среди бессмертных в славе рек,
Гудит в час вещим звоном Волга.
И вечен древлий древосек,
Верховнаго свершитель долга.
Смолистых свежих стружек дух,
Непререкаемое знанье,
Он Божий зрак и Божий слух,
Благословение – дерзанья.
Исповедальная свеча,
Его – как звук кадила – слово,
Что пламень праваго меча –
Свершенья Божьяго основа.
Россия – Русь. И, если рок
Велел, чтоб налегла верига,
Судьбинный выполнив урок,
Пробей пролом в твердыне ига.
Из тихой бездны ветер мча,
Воссоздадим родныя клети,
И наша да горит свеча
В Господней мгле тысячелетий.
Великой Русской Пасхи свет –
От Неба принятое слово.
Святого Сергия завет
В руке Димитрия Донского!
Колокол
…Повеление положи и не мимо идет…
Голос Господень в единой твердыне,
Гулом качается древле и ныне,
Возглас взрастающих великолепий,
Слышный и в темном подземном вертепе.
Кедры ли горные радостным звонам
Тайно не вняли в безгласьи зеленом?
Море ли синее, взбегами вала,
Гулам разгудным, гремя, не внимало?
Вечно неверные, шаткие люди
Не засвечались ли в праздничном гуде?
Возгласам мерным, далеко звучащим,
Птицы внимали по стихнувшим чащам.
Колокол вылит из меди, из красной,
В ней серебра есть зазвон сладкогласный,
Слиты металлы в нем, воли в нем слиты
Все в нем копейки в свой час имениты.
Имя даятеля, пусть сокровенно,
Именем Бога гудит неизменно,
Благовест гулкий, звучащая чаша,
Дух наш, и путь наш, и Родина наша!
Крепь горькая
Я серею. Пыльная. Не злая.
Все же доброй быть мне не дано.
Брызни мною в хмель, – и я шальная,
Отравляя хлебное вино.
Путники тоскуют в бездорожьи,
Я качаюсь молча на степи.
Друг до друга молвят дети Божьи: –
«Трудно жить. А ты, брат, потерпи».
На степях безрадостно расту я.
Дуя, ветер свищет: «Не неволь!»
Солончак мерцает, зло колдуя,
Земь; но сушь, и выцветает соль.
Слышала я слово от шайтана,
Будто я в расцвете хороша.
Пчелы не со мною утром рано,
Меду я не выдыхну, дыша.
Слышала я клич: «Сарынь на кичку!»
Хохот. Гик. Ватаги буйной гул.
Видела, как птичку-невеличку
Беркут, хан орлов, скогтив, сглонул.
А потом, с гортанным зычным словом,
Половчанин беркута убил,
И стрелу пером тем беркутовым
Оперил к разгрому Русских сил.
И погнали связанных в неволю,
Спотыкались в путах мал и стар.
И росла по Дикому я Полю,
Через степь смотрела на пожар.
Что вчера? Что завтра? Я не знаю.
В сор один все мысли сплетены.
Я во сне, без меры и без краю,
Вопли пытки в рокоте зурны.
Чуть Луна ущербленной горбушкой
Глянет, – Сатанинский кончен пир.
Где-то лес. Весна с лесной опушкой.
Степь и крышка неба – весь мой мир.
Конь проскачет. Ржанье пронесется.
Вьется, бьется, к листьям жмется пыль.
Как же Божьим деревом зовется
То же, что зовется чернобыль?
Путника хочу предостеречь я: –
Божий ратник, шествуй в мир святынь.
В горьком – крепь. И крепость есть злоречья.
Но меня не трогай. Я полынь.