Дон Джиованни был очень богат, вдов и не имел родных, поэтому все ухаживали за ним и льстили ему.
— Поужинать! — ответил он. — Но!..
Он сделал выразительный жест, означавший, что на стол должно быть подано нечто необычайно редкостное.
Виолетта Кутуфа уселась, ленивым жестом сняла с лица маску и немного распахнула домино на груди. Из-под красного капюшона показалось ее вызывающее лицо, раскрасневшееся от духоты. За отворотом домино мелькнуло розовое трико, создававшее иллюзию живого тела.
— С вашего позволения! — воскликнул привлеченный блюдом сочных раковых шеек дон Помпео Нерви, останавливаясь перед накрытым столом и садясь за него.
К ним присоединился дон Тито Сиери и бесцеремонно занял место за столом, затем подошел дон Джустино Франко вместе с доном Паскалем Вирджилио и доном Федерико Сиколи. Пришлось удлинить стол. Дон Антонио Браттелла долго шатался из угла в угол и в конце концов тоже подсел к ним. Все эти господа были обычными сотрапезниками дона Джиованни, они образовали вокруг него род свиты льстецов, подавали за него голоса в коммуну, смеялись при всякой его остроте и звали его принципалом.
Дон Джиованни всех их представлял Виолетте Кутуфа. Паразиты принялись за еду, наклонив к блюдам свои прожорливые рты. Всякое слово, всякая фраза дона Антонио Браттеллы встречались враждебным молчанием, тогда как всякому слову и всякой фразе дона Джиованни аплодировали, сочувственно улыбаясь или кивая в знак одобрения головой. Дон Джиованни торжествовал среди своей свиты. Виолетта Кутуфа явно благоволила к нему, так как чуяла золото, она совсем сняла с себя капюшон, волосы ее в беспорядке рассыпались по лбу и затылку, и она отдалась природной веселости, немного крикливой и ребяческой.
Вокруг них продолжала двигаться разношерстная толпа. Посреди комнаты три или четыре арлекина расхаживали по полу на руках и ногах или же кружились, как большие жуки. Амалия Солофра с оголенными красными до локтей руками, стоя на стуле, изображала барабанный бой. Под ее ногами какая-то пара танцевала деревенскую пляску, испуская короткие крики, а группа юношей стояла возле нее и, подняв глаза, смотрела на девушку чувственными взорами. По временам из нижней залы доносился голос дона Фернандо Джиордано, который дирижировал кадрилью:
— Balancez! Tour de me! Ronde a gauche!
Постепенно стол Виолетты Кутуфа растянулся на всю комнату. Дон Нереа Пика, дон Себастиано Пика, дон Гризостомо Троило и другие из уссорианской свиты присоединились к пирующим, а под конец появились еще дон Чирилло д’Амелио, дон Камилло д’Анджело, дон Рокко Маттаче. Посторонние стояли вокруг них и смотрели бессмысленным взором на блюда. Женщины завидовали. Время от времени за столом подымался взрыв хриплого хохота под хлопание пробок и шипение проливающего вина.
Развеселившийся дон Джиованни начал обрызгивать напитками своих сотрапезников, особенно лысых, чтобы заставить Виолетту смеяться. Паразиты подымали обрызганные лица и со смехом приветствовали шутки принципала, продолжая жевать под душем белых брызг. Но дон Антонио Браттелла начал сердиться и хотел уйти. Все прочие подняли его на смех, блея, как бараны.
— Останьтесь, — сказала Виолетта.
Дон Антонио остался и провозгласил тост в стихах.
Полупьяный дон Федерико Сиколи высоким голосом провозгласил за процветание Виолетты и дона Джиованни тост, в котором упоминалось о свадебных факелах и счастливом брачном союзе. Это был длинный и худой мужчина, желтый, как восковая свеча. Он жил тем, что сочинял свадебные песни, стихи в честь именинников и хвалебные гимны для церковных торжеств. Теперь, когда он изрядно выпил, рифмы, старые и новые, в беспорядке срывались с его губ. Наконец, не будучи в состоянии держаться прямо, он согнулся, как надломленная свеча, и умолк.
Виолетта Кутуфа не переставала хохотать. Вокруг пирующих собралось много зрителей.
— Пойдем, — предложила, наконец, Виолетта, снова надевая маску и капюшон.
Дон Джиованни, дойдя до высоты своего любовного экстаза, весь побагровевший и потный, взял ее под руку. Паразиты допили свои бокалы и в беспорядке последовали за этой парочкой.
Несколько дней спустя, Виолетта Кутуфа заняла квартиру в одном из домов дона Джиованни на городской площади, дав этим обильную пищу для пескарских сплетен. Оперная труппа уехала в Бриндизи без графини д’Амальфи. В течение всего Великого поста пескарцы только и делали, что сплетничали. Каждый день какая-нибудь новость кружила по городу, и каждый день народная фантазия создавала какую-нибудь пикантную подробность.