– Бойкие у вас дети, воспитанники-то ваши.
Триродов засмеялся.
– Чего ж им не быть бойкими!
Послушник говорил:
– Видно, не заколочены. И такие, видать, дружные. А вот у нас в архиерейском хоре здорово бьют.
Триродов спросил:
– Кто кого бьет?
Послушник словоохотливо рассказывал:
– Да регент у нас больно строгий в архиерейском хоре, Гулянкин, Геннадий Иваныч. Он малолетних певчих страх как бьет. Певчих малолеток у нас всего четырнадцать. Младшему лет девять, старшим лет по пятнадцати.
Подошли и малолетки певчие. Жаловались, опасливо поглядывая по сторонам. Одеты они были в черных суконных блузах, довольно поношенных.
Послушник говорил:
– Кулак у Геннадия Иваныча увесистый. А то ремнем начнет лупцевать, – снимет с себя пояс ременный да пряжкой и зажаривает. А то ногою двинет. А побольше вина – розгами секут.
Высокий кудрявый мальчик, показывая на своего товарища, сказал:
– На днях вот ему Геннадий Иваныч пряжкою руку до крови рассек. Как саданул со всего размаху!
Посыпались рассказы, такие чуждые и странные для Триродова, словно рассказы о жизни на какой-нибудь иной, страшной и мерзкой планете.
– А вот вчера такой случай был: Мишка Горбухин зашалил, – он у нас самый маленький, – вот этот.
Девятилетний карапуз краснел и хмурился.
– Геннадий Иваныч его так хватил кулаком, что он упал на пол. Геннадий Иваныч подумал, что это он нарочно упал, так он ему ногой как даст в бок, аж мальчишка так и зашелся. Да еще такую матерщинку загнул, что уши затыкай.
– Нет у нас ни одного мальчика, которого бы он не бил.
– То кулаком, то дягой.
Триродов спросил:
– Что такое дяга?
Объяснили:
– А так он пряжку зовет.
Рассказывали с одушевлением:
– Скажет: «А ну-ка, поди-ка сюда, я тебя дягой!» – и начнет свою расправу.
– А в квартире-то у нас какая грязь: сор, пыль и на полу, и на столах, на скамейках, на окнах!
– В бельишке, в одежде, во всем терпим недостаток.
– Белье рваное, в заплатках.
– Штанишки – надеть стыдно.
– Многие койки без простынь стоят.
– Валяемся, как свиньи.
– Вот уж жаркая погода, а мы все в черных суконных блузках и в черных фуражках.
– Прошлый год в июле все болели коростой.
Все это говорилось без особенной злости, как дело привычное. Триродов сказал:
– Вы бы жаловались архиерею.
Мальчики засмеялись как-то невесело. Кто-то из них уныло сказал:
– Были глупы, жаловались сдуру.
Триродов спросил:
– Ну, и что же?
Мальчики покраснели. Стыдливо хихикали и смотрели в сторону. Молодой послушник говорил:
– Милостивая резолюция вышла – жалобщиков всех высекли да еще заставили у регента прощенья просить, на коленках стоя. А кому не нравится, те вон поди. А куда пойдешь? У родителей – бедность непокрытая, а есть и вовсе сироты.
Мальчики стыдливо и робко смеялись. Вдруг они замолчали и по одному стали отходить. Словоохотливый послушник торопливо попрощался с Триродовым и пошел с видом человека, торопящегося по делу. Их всех спугнуло приближение Петра Матова.
Триродов сказал Петру:
– Не нравится мне здесь.
Петр сделал сухое, холодное лицо, как будто слова Триродова задевали его. Спросил:
– Почему не нравится? Здесь все так благоустроено.
Триродов говорил спокойно:
– Слишком по-земному все здесь. Хозяйственно, зажиточно.
Петр хотел возразить что-то, и видно было, что на языке его шипят злые, резкие слова. Но в это время к Петру подошел келейник в новеньком синем подряснике с перламутровыми пуговками, тонкий как жердочка, очень молодой, почти мальчик. На лице его изображался избыток смирения. Усмиряя скрип ревучих сапог, он поклонился Петру низко и сказал:
– Его преосвященство, преосвященнейший владыка Пелагий просят вас пожаловать к нему пообедать. И вас также, господин Триродов, – сказал он с таким же низким поклоном.
Петр Матов и Триродов вместе пошли к епископу.
Епархиальный епископ Пелагий был хитрый и злой честолюбец. А казался он добродушным и любезным, привыкшим к светскому обществу человеком. Он покровительствовал местным черносотенным организациям. Очень был благосклонен к Глафире Конопацкой. По его внушению нынче осенью в квартире Конопацкой организовался издательский кружок. Этот кружок выпустил несколько брошюр и листовок. Иные были вроде той, что продавалась на пароходе. В других содержались проповеди на современные темы. Продавались эти книжонки дешево. Иногда раздавались даром. Рассылались по школам. В короткое время по всей губернии расползлась эта литература.