Кто станет сомневаться в таком правдивом рассказе, но я знаю совершенно чудесный рассказ о тигре, которого сам своими глазами видел в зоопарке, вблизи Владивостока. Этот уссурийский тигр недавно был доставлен из тайги, – молодой, но вполне тигр, и до того свежий, яркий, какой-то напряженный. Известный кинорежиссер Литвинов с оператором Мершиным этим летом собирали материалы для кинопьесы «Китайцы» и, увидев прекрасного тигра, решили инсценировать: тигр из уссурийских зарослей бросается на молодую дикую козу и разрывает ее. Заказали достать молодую козу, и охотники в короткий срок доставили. Обнесли значительное место крепкой проволочной сеткой, задекорировали ее уссурийской растительностью, пустили козу, оператор устроился, и тогда, крадучись, робко выступил тигр… Свобода была ему, конечно, дороже козы, хотя перед тем его несколько дней не кормили. Не обращая никакого внимания на козу, тигр сделал гигантский прыжок в самую гущу субтропической флоры и в тот же момент был отброшен и опрокинут на спину пружинившей сеткой. Он повторил прыжок и еще раз был отброшен. Тогда он увидел товарища по неволе, козу, и направился к ней. «Ну, не зевай, оператор, верти». Товарищ Мершин уверял меня, что он не растерялся после того, что увидел, он вертел, и самые интересные кадрики обещался потом доставить мне для иллюстрации книги. А как было не растеряться: нужно было, чтобы тигр козу разорвал, и он подошел к ней и стал лизать ее (сзади), и она, не обращая никакого внимания на тигра, рассматривала и облизывала какие-то листики. Возможно, что тигр шероховатым своим языком доливался через шерсть до тела, и козе стало, может быть, щекотно, а может быть, больно, она подняла голову и вдруг пикнула. А тигр до того испугался козы, что со страху мгновенно отпрыгнул и забился в углу. Потом оператор дождался, как коза подошла к тигру и, в свою очередь, обнюхивала своего красивого и такого робкого товарища по несчастью.
Бывает, все фазаны исчезнут, и вдруг придет весна – и закокотали везде. Охотник Юдин Сергей Федорович (совхоз Майхэ) рассказывал, как он своими глазами видел ходовых фазанов, по всей вероятности идущих к нам из Маньчжурии: они, сокращая путь, пересекали морскую бухту по льду, и в таком множестве, что бухточка от них казалась красною (так он сказал). Охотник Перебейнос Степан Яковлевич (Ханка, деревня Кузнецове) рассказывал свою добычливую охоту на ходовых фазанов: когда партия после первых выстрелов разобьется, то хорошо ездить верхом, и с лошади настрелять можно очень много. Охотник Долгаль Иван Иванович рассказывал, что в неделю он набил шестьсот штук ходового фазана. Образованный охотник Верещагин, автор книги «Пятнистый олень», говорил, что фазан уходит вовсе не в Маньчжурию, а куда-нибудь очень недалеко за пищей. Но охотник Бокарась (Владивосток, зверокомбинат) опровергает это и уверяет, что дело тут не в пище, что если бы в пище бы все, то можно бы прикармливать и фазаны бы всюду жили, как дешевые куры, что пробовали не раз их разводить, и выходит только трата: вдруг поднимутся и при наличии пищи почему-то все уйдут в неведомое место.
Расспросив хорошенько в зверокомбинате путь в олений совхоз «Майхэ», мы так поняли, что ехать надо по Сучанской железной дороге, билет брать до Шкотова, но сойти немного недоезжая до Шкотова, потом берегом реки Майхэ идти до совхоза и там крикнуть лодку: совхоз на той стороне. Мы узнали, что в этом маленьком совхозе всего только триста оленей, что при раскулачивании прежних владельцев этого хозяйства, Буренков, один Буренок застрелил советского егеря и сам был убит, а другой убежал за границу и что теперь совхозом заведует один из самых лучших работников – Сергей Федорович Юдин. Рассказы понимать всегда легко, но когда мы приехали ночью и спросили о Майхэ у какой-то девицы, она сказала: «Идите за мной», – и мы пошли за ней в деревню Майхэ, в противоположную сторону от того места, где находился олений совхоз того же имени. Поблуждав, мы вернулись, и путеводным огнем нам был огромный костер, почему-то разложенный очень старым корейцем перед своей фанзой. Было ни жарко, ни холодно, не было совсем комаров, и никакой пищи не готовилось, просто сидел у самого пламени глубокий седой старец, любитель огня. Проходя мимо него второй раз, мы попробовали спросить его о нашем пути, но он был, вероятно, глухой и ничего нам не ответил. Мы вернулись к железной дороге, перешли мост через Майхэ и другой мост, через соляную протоку, краем рисовых полей, постоянно перескакивая через арыки, часто попадая в грязь; с большим трудом, измученные, потные, добрались мы наконец до того места, откуда нам с другой стороны реки явственно послышался свист встревоженных нами оленей. Мы подождали, прислушались, свист повторился. Тогда мы крикнули лодку и. услышав скоро всплеск весел, от радости, измученные жаждой, решили напиться воды из Майхэ. Радость наша оказалась преждевременной, вода в самой близости Уссурийского залива была в Майхэ совершенно соленой, и, самое главное, китаец-лодочник, почти уже подъехав к нам, вдруг повернул и начал скоро от нас утекать.
– Вернись, вернись! – крикнули мы.
– Откуда ваша идет? – спросил он нас.
И, узнав, что из Москвы, быстро ударил веслами и скрылся во мраке.
– Бог знает что! – сказал мой спутник, глядя на звезды.
Вытирая с бороды соленую воду, другой сказал:
– Черт-те что!
И вдруг напротив за рекой в полгоры ярко вспыхнул огонь: значит, в полгоры там стоял дом, и мы решили, что, наверно, это китаец добрался до хозяина, полагая, что мы браконьеры, и тот вздул огонь, а потом китаец собакам сказал, и они все разом подняли гам, и за собаками особенно сильно со всех сторон засвистели олени. Обождав еще немного, мы услышали всплеск весел, это ехал выручать нас сам отважный хозяин Сергей Федорович Юдин. Дом, действительно, как мы и предположили, был врезан в скалу, и скоро мы в этом доме уютно сидели за столом и беседовали о браконьерах.
Как выгодно быть браконьером в этом краю! С. Ф. Юдин рассказывал нам, что однажды, вот точно как и нам теперь, пришлось ему заблудиться и попасть на какую-то заимку. Хозяин, разговорившись, прямо сказал, что всего только два раза съездил за пантами на остров Аскольд и на эти панты было куплено все: и лошадь, и корова, и вся хозяйственная утварь, орудия и самый этот вот дом построен все на панты. Во всех культурных странах есть браконьеры, в Европе, в Канаде, и как же им не быть здесь, если панты с одного только оленя ценой доходят до тысячи золотых иен! И какие стрелки! Маленькой пулькой из мелкокалиберной винтовки, чтобы меньше был слышен выстрел, браконьер попадает в шейный позвонок пантача. Какая отвага и ловкость в руках! Вот что было на Аскольде еще в то время, когда оленями владело охотничье общество. Председатель общества, капитан Бушуев, застав браконьера над убитым пантачом, навел на него револьвер и велел бросить винтовку. И браконьер сумел, бросая винтовку, сделать так, что она выстрелила, и председатель был убит наповал. А то были известные браконьеры – три брата, прозванные за хитрость «лисицами». Раз один из таких «лисиц» был захвачен на острове, и егеря даже не очень спешили брать его: лодка отобрана, куда же денешься с острова. Но «лисица» перехитрил егерей: он связал два бревна подштанниками, лег между ними и отгреб своими собственными ладонями, как веслами, восемь верст морем до берега. На острове Путятине егеря в перестрелке с браконьерами убили одного из них, некоего Страхова. Труп его они зарыли тут же, на берегу, сделав из шлюпки гроб. Оставшиеся браконьеры ночью выкопали гроб, вытащили гвозди, разобрали доски, починили шлюпку и уехали. Но всех отчаянней был знаменитый браконьер Кочергин. Бывало, он приходил на какие-нибудь празднества с братом и пулей разбивал у него стакан с водой на голове. За удовольствие считал себе высмотреть корейца-рыбака в запрещенной для рыбной ловли зоне залива и на громадном расстоянии, когда кореец, склонясь над водой, держит парус, так попасть в него пулей, чтобы он кувырнулся с суденышка и спрятал все концы в воду. За голову этого злодея была назначена крупная сумма, многие, конечно, охотились за ним, но в решительный момент робели и сами попадали под его пулю. Как-то раз было, один егерь уснул под кустом на Аскольде, и когда проснулся, видит через куст – сидит Кочергин и вырубает панты. Надо было протянуть руку к винтовке, но рука онемела. Так вот от одного только кочергинского вида у егеря онемела рука, и он в кусту дураком просидел. Впрочем, дело становится понятным, если знать, что егеря были местные люди и за убийство Кочергина получили бы не одну денежную награду, а непременно еще и пулю в голову от родных и товарищей убитого. Кончил все кореец, он убил Кочергина тремя пулями, получил от общества награду и бежал в Корею.