Сколько бы мелкобуржуазные демократы, называющие себя социалистами и социал-демократами (Черновы, Мартовы, Каутские, Лонге, Макдональды и Ко), ни разбивали себе лба перед богинями «равенства», «всеобщего голосования», «демократии», «чистой демократии» или «последовательной демократии», от этого не исчезнет экономический и политический факт неравенства города и деревни.
Это – факт неизбежный при капитализме вообще, при переходе от капитализма к коммунизму в частности.
Город не может быть равен деревне. Деревня не может быть равна городу в исторических условиях этой эпохи. Город неизбежно ведет за собой деревню. Деревня неизбежно идет за городом. Вопрос только в том, какой класс, из «городских» классов, сумеет вести за собой деревню, осилит эту задачу и какие формы это руководство города примет.
Большевики имели за собой в ноябре 1917 года гигантское большинство пролетариата. Конкурирующая с ними, среди пролетариата, партия, партия меньшевиков, была разбита к этому времени наголову (9 миллионов голосов против 1,4, если сложить 668 тыс. и 700–800 тыс. Закавказья). И притом разбита была эта партия в пятнадцатилетней борьбе (1903–1917), которая закалила, просветила, организовала авангард пролетариата, выковав из него действительно революционный авангард. И притом первая революция, 1905 года, подготовила дальнейшее развитие, определила практически взаимоотношение обеих партий, сыграла роль генеральной репетиции по отношению к великим событиям 1917–1919 годов.
Мелкобуржуазные демократы, называющие себя «социалистами» II Интернационала, любят отделываться от серьезнейшего исторического вопроса сладенькими фразами о пользе «единства» пролетариата. За этим сладеньким фразерством они забывают исторический факт накопления оппортунизма в рабочем движении 1871–1914 годов, забывают (или не хотят) подумать о причинах краха оппортунизма в августе 1914 года, о причинах раскола международного социализма в 1914–1917 годах.
Без серьезнейшей и всесторонней подготовки революционной части пролетариата к изгнанию и подавлению оппортунизма нелепо и думать о диктатуре пролетариата. Этот урок русской революции надо бы зарубить на носу вождям «независимой» германской социал-демократии{2}, французского социализма и т. п., которые хотят теперь вывернуться посредством словесного признания диктатуры пролетариата.
Далее. Большевики имели за собой не только большинство пролетариата, не только закаленный в долгой и упорной борьбе с оппортунизмом революционный авангард пролетариата. Они имели, если позволительно употребить военный термин, могучий «ударный кулак» в столицах.
В решающий момент в решающем пункте иметь подавляющий перевес сил – этот «закон» военных успехов есть также закон политического успеха, особенно в той ожесточенной, кипучей войне классов, которая называется революцией.
Столицы или вообще крупнейшие торгово-промышленные центры (у нас в России эти понятия совпадали, но они не всегда совпадают) в значительной степени решают политическую судьбу народа, – разумеется, при условии поддержки центров достаточными местными, деревенскими силами, хотя бы это была не немедленная поддержка.
В обеих столицах, в обоих главнейших для России торгово-промышленных центрах большевики имели подавляющий, решающий перевес сил. Мы имели здесь почти вчетверо больше, чем эсеры. Мы имели здесь больше, чем эсеры и кадеты, вместе взятые. Наши противники, кроме того, были раздроблены, ибо «коалиция» кадетов с эсерами и меньшевиками (меньшевики имели и в Петрограде и в Москве всего по 3 % голосов) была до последней степени скомпрометирована среди трудящихся масс. Ни о каком действительном единстве эсеров и меньшевиков с кадетами против нас не могло быть и речи в тот момент[1]. Как известно, в ноябре 1917 года даже вожди эсеров и меньшевиков, во сто раз более близкие к идее блока с кадетами, чем эсеровские и меньшевистские рабочие и крестьяне, даже эти вожди думали (и торговались с нами) насчет коалиции с большевиками без кадетов!{3}
Столицы мы завоевывали в октябре – ноябре 1917 года наверняка, имея подавляющий перевес сил и самую солидную политическую подготовку как в смысле собирания, сосредоточения, обучения, испытания, закала большевистских «армий», так и в смысле разложения, обессиления, разъединения, деморализации «армий» «неприятеля».
2
3
Имеются в виду переговоры о составе правительства, которые велись большевиками с Викжелем (Всероссийским исполнительным комитетом союза железнодорожников) в октябре-ноябре 1917 года.
Викжель, в котором руководящую роль играли меньшевики и эсеры, после победы Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде явился одним из оплотов контрреволюции. Прикрываясь заявлениями о своей нейтральности и призывами прекратить гражданскую войну, Викжель препятствовал отправке революционных отрядов из Петрограда в Москву, где продолжалась вооруженная борьба за установление Советской власти, и угрожал приостановкой железнодорожного движения. 29 октября (11 ноября) 1917 года Викжель принял резолюцию, в которой призывал создать новое так называемое «однородное социалистическое правительство», куда бы вошли представители всех партий «от большевиков до народных социалистов». В этот же день открылось созванное при Викжеле совещание по вопросу о составе правительства. ЦК большевистской партии счел возможным принять участие в переговорах, признав, что всякие переговоры о расширении состава правительства и ВЦИК возможны только на основе признания программы деятельности Советской власти, принятой II съездом Советов. По определению Ленина, переговоры на совещании при Викжеле «должны были быть как дипломатическое прикрытие военных действий» (Сочинения, 5 изд., том 35, стр. 43). Вопрос об этих переговорах обсуждался на расширенном заседании ЦК РСДРП(б) 1 (14) и на заседании ЦК 2 (15) ноября 1917 года. О ходе переговоров с Викжелем и о предательском поведении в связи с этим Каменева, Зиновьева, Рыкова, Милютина, Рязанова и других см. в книге «Протоколы Центрального Комитета РСДРП(б). Август 1917 – февраль 1918». М., 1958, стр. 124–132.