Алла. Гениальная простота. Сколько оно стоит?
Зоя. Тридцать два червонца. (Пауза.) Так плохи дела, детка?
Алла. Зоя Денисовна, это уже переходит границы шутки.
Зоя. О нет, Аллочка, так нельзя, милая! Я к вам добром, а вы мне отвечаете холодом. Это не годится. И дело не в пятистах рублях. Мало ли кто кому должен. Дело в тоне. Вот если бы вы пришли ко мне, сказали бы просто и дружелюбно: Зоя, дела мои паршивы, мы бы вместе подумали, как выпутаться из них… Но вы вошли ко мне как статуя свободы. Я, мол, светская дама, а ты Зоя-коммерсантка, портниха. Ну, а если так, я плачу вам тем же.
Алла. Зоя Денисовна. Дорогая. Это вам показалось, честное слово. Просто я настолько была подавлена, что не знала, как вам смотреть в глаза. Мой долг меня мучает.
Зоя. Ладно, садитесь. Довольно о долге. Поговорим по-иному. Итак, денег нет. Отвечайте просто и откровенно, как другу: сколько надо?
Алла. Много надо. Даже под ложечкой холодно, так много.
Зоя. Ну сколько?
Алла. Сто пятьдесят червонцев.
Зоя. Зачем?
Алла. Я хочу уехать за границу.
Зоя. Понятно. Значит, здесь ни черта не выходит?
Алла. Ни черта.
Зоя. Ну, а он, ваш этот… Я не хочу знать, кто он, имя его мне не нужно, одним словом — он. Разве у него нет денег, чтобы прилично вас устроить здесь?
Алла. С тех пор, как умер мой муж, у меня никого нет, Зоя Денисовна.
Зоя. Ой!
Алла. Правда.
Зоя. Ой? Странно! Чем же вы жили до сих пор?
Алла. Продавала свои бриллианты. Но их больше нет.
Зоя. Ну ладно, верю. Итак: сто пятьдесят червей достать можно.
Алла. Зоя Денисовна.
Зоя. Не волнуйтесь, товарищ. Слушайте, вам в визе отказали три месяца назад?
Алла. Отказали.
Зоя. Ну вот, а я берусь вам устроить это. И к Рождеству вы уедете, я вам за это ручаюсь.
Алла. Зоя. Если вы это сделаете, вы обяжете меня на всю жизнь. И клянусь, за границей я верну вам всю сумму до копейки.
Зоя. Ах, не нужны мне ваши деньги. Я вам дам возможность их заработать, и очень легко.
Алла. Милая Зоечка, мне кажется, что в Москве у меня нет возможности заработать не только сто пятьдесят червонцев, но даже сто пятьдесят копеек, то есть, я подразумеваю, сколько-нибудь приличным трудом.
Зоя. Ошибаетесь. Мастерская — приличный труд. Поступите у меня манекенщицей.
Алла. Зоечка. Но ведь за это же платят гроши!
Зоя. Понятие о грошах растяжимо. Ну, вот что: ни слова никому никогда о том, что я вам предложу, даже если вы откажетесь, что, кстати говоря, будет крайне глупо. Ни слова?
Алла. Ни слова.
Зоя. Честное слово?
Алла. Честное слово.
Зоя. Я вам буду платить шестьдесят червонцев в месяц, кроме того, аннулирую долг в пятьсот рублей, кроме того, достану визу. Ну? (Пауза.) Заняты только вечером, и то не каждый день. (Пауза.) Ну?
Алла (пятясь). Вечером. Вечером? Зоя, это штука! Это штука!
Зоя. До Рождества только четыре месяца. К Рождеству вы свободны как птица, в кармане у вас виза и не сто пятьдесят червонцев, а втрое, вчетверо больше, я не буду контролировать вас и никто… никогда. Слышите, никто не узнает, как Алла работала манекенщицей… Весной вы увидите Большие бульвары. На небе над Парижем весною сиреневый отсвет, точь-в-точь такой. (Выбрасывает из шкафа сиреневую материю.)
Голос под рояль пост глухо: «Покинем, покинем край, где мы так страдаем…»
Знаю. Знаю… В Париже любимый человек.
Алла. Да.
Зоя. Весною под руку с ним по Елисейским полям. И он никогда не будет знать, никогда.
Алла (в ошеломлении). Вот так мастерская! Поняла. Вечером. Знаете, Зойка, кто вы? Вы черт! И никому и никогда?
Зоя. Клянусь!
Алла. Это фокус.
Зоя. Ну? (Пауза.) Как в воду, сразу, вниз головой… алле…
Алла. Зойка, никому, и я через три дня приду.
Зоя. Ап! (Раскрывает шкаф.) Выбирайте. Мой подарок. Любое!
Алла. Сиреневое!
Сцена гаснет.