Только когда он опустил свою ношу на пол в передней и остался на месте, ничего не предпринимая и не собираясь уходить, она спросила:
— Вы к кому?
— Я-то? К сыну. Груздев я.
— Вы отец Алексея?
— Алексея Матвеевича, — степенно поправил старик.
— Алеши, — весело защитила она свое право на короткое обращение.
— Кому Алеша, а тебе, надо быть, Алексей Матвеевич, — с ласковой укоризной возразил дед Матвей, довольный тем, что наконец-то попал к сыну, и потому не обидевшийся на озорную девушку.
— Мне-то он как раз и Алеша! Ведь он мой муж!
— Слушай, девка, ты что-то путаешь! Я же приехал не к твоему Алеше, а к своему сыну, Алексею Матвеевичу Груздеву.
— Ну, все равно: мой муж Алеша — это и есть ваш сын Алексей Матвеевич Груздев, директор нефтеперерабатывающего завода. А вы мой свекор, значит? Здравствуйте… — Надя хотела сказать «папа», но отчего-то не вышло: очень уж странно было назвать папой сивого, но еще мощного старика, дочерна приголубленного знойным южным солнцем. — Здравствуйте, папаша! — все-таки произнесла она стесненно, но тут же решительно обхватила деда Матвея за плечи и расцеловала в колючие щеки.
Старик молчал, ошеломленный, растерянно глядя на порозовевшее лицо невестки. Глядел — и не верил: «Шуткует девка! Хотя с чего бы она стала лобызать меня, старого черта? Да еще такого грязного с дороги… И побриться не успел! Ну и ну, откалывает Алеша штучки! То на старухе женился, то девчонку взял! Шибает его из одной крайности в другую. Хоть бы упредил, чтоб отца дураком не выставлять!»
А Надя уже тащила сундучок в пустую комнату, где стояла только узкая кровать под белым пикейным одеялом.
— Вот тут вы будете жить. А обедать и ужинать мы ходим в столовую. Нравится вам здесь? Смотрите: какой вид из окна чудный! Завтра мы с Алешей купим стол, стулья, шкафчик. Здесь ванная. В нашем доме горячая вода круглые сутки. Ну, еще бы! У нас все, точно в московских Черемушках. Сейчас я Алеше позвоню.
И по тому, как молоденькая женщина распоряжалась в доме, а потом разговаривала с Алексеем по телефону, дед Матвей окончательно убедился: она его невестка! И никакая это не шутка, а самая что ни на есть горькая правда-истина.
«Алеша, головушка ты моя неразумная, ведь опять ты промахнулся! Да разве она изживет с тобой свой молодой век?! Нипочем не изживет! Уйдет… Как пить дать уйдет с первым хахалем, который ей приглянется!»
Скорбные мысли деда Матвея были прерваны звонким плеском воды в ванной и голосом юной невестки, возвестившим:
— Уже готово. Можно бриться, а потом искупаетесь.
Направляясь в ванную, Матвей Груздев вспомнил Марфеньку, жену старшего сына Петра. Облюбовал ее Петр за красоту, за синие глаза да косы до пят, а эта королевна оказалась алчной и хитрой мещанкой; загубил он с ней почетное звание нефтяника, а потом и партийный билет потерял. Перекроила Петра по-своему дошлая Марфенька, заставила его заведовать складом, понуждала к хищениям, а там пошло-поехало: построил Петр дом в Баку, завел сад и сделался прижимистым хозяином-торгашом.
Покрывая лицо белыми хлопьями пены, припомнил еще Матвей Груздев, как в голодный год ходила его покойная жена на Петрову дачу попросить у сына фунтов пять муки. Муки Марфенька не дала. Работница, сжалясь над голодной матерью хозяина, смиренно стоявшей у дверей кухни, подала ей лепешку прямо со сковороды, подала и заметалась: «Сама идет! Прячь скорей!» и растерявшаяся женщина сунула горячую лепешку за пазуху.
Глядя на себя в зеркало, Матвей будто наяву увидел, как жена, вернувшись домой, молчком распахнула кофту и показала багровый ожог на груди.
«Вот они какие бывают, невестушки! А годами под пару были Петр с Марфенькой… Зря ты, старик, трунил над первым браком Алексея. И сейчас к чему ощетинился: та, вишь, старой показалась, эта больно молодая! Что нужды в том! Была бы добрая, да ласковая, да с мужем в согласии жила».
— На заводе, значит, работаешь, Надежда Дмитриевна? — спросил он, сидя после ванны за стаканом чая с твердыми, словно из дерева выточенными, камскими бубликами. Фрукты, еще хранившие тепло бакинского солнца, красовались на круглом фаянсовом блюде.
— Зовите меня просто Надя. Меня везде так зовут: Надя Дронова.
Она тоже села за стол, не выпуская из рук книжки, прямая как струнка, с сильными, хорошо развитыми плечами, но бледная и что-то очень уж серьезная для своих лет: даже шутливое величание по отчеству не приняла!
— Не Груздева, стало быть?
— Нет, фамилию прежнюю оставила.
— Регистрировались все-таки?
— А как же!