Глядя на тусклую керосиновую лампешку, подвешенную над столом, Ярулла частенько вспоминал город, бани и кино, ослепительный свет электричества, свою комнату и деревянный топчан с матрацем, набитым соломой. Здесь ничего этого не было, зато в руках находилось большое государственное дело, от которого зависела и участь окружающих деревень, и вся жизнь семьи Низамовых.
Так доктор наук Безродный стал личным врагом Яруллы. Вот он сидит за столом в землянке инженеров вместе с двумя приехавшими с ним москвичами и ест рыбу, приготовленную Танечкой, аккуратно действует вилкой, вытирает рот платочком. Но вилка и платочек — это ничего: Ярулла не против «культурности»; его сердят речи академика, хотя многие слова непонятны, и он угадывает их смысл лишь по выражению лица Ивана Наумовича.
— Куда выгоднее затратить средства на бурение испытанных месторождений Баку и Грозного. — Безродный делает паузу, продолжая осторожно ковыряться в своей тарелке. — В предгорьях надо искать нефть, коллеги, в мощных отложениях южных геосинклиналей, а вы вздумали искать на платформе! Вы полагаете, что здешние проявления нефти связаны с большими ее запасами?
— А вы как полагаете? — Это Алеша Груздев — он просматривает в сторонке какие-то бумаги, но то и дело вмешивается в разговор.
— Подождите спорить, товарищи! — пользуется правами хозяйки Танечка. — Когда едят рыбу, надо меньше разговаривать. Если бы я знала, что затеется такой спор, то лучше бы сварила мороженую картошку!
«Геосинклиналь, — с трудом повторяет про себя Ярулла звучное словечко. — А насчет мерзлой картошки Татьяна верно сказала. Я не стал бы и картошкой их кормить!»
Он не случайно присутствует здесь: напросился помогать инженерам, которые ремонтируют в свободное время мелкое оборудование. Не все получается, но «ребята» — так Ярулла называет мысленно своих молодых начальников — не унывают. Его бескорыстное старание трогает их, но он вообще не понимает, как можно бездельничать, когда работы невпроворот.
— Посиди отдохни! — говорят ему иногда Танечка или рыжая Дина — жена Дронова, такая же, как он, худенькая и бледная.
Низамов снисходительно улыбается.
— Зачем я буду сидеть, понимаешь? Старый бабай я, что ли?
А сам присматривается к делу молодых нефтяников. Оказывается, им не нравится бурение ротором, когда вертится вся тысячеметровая нитка стальных труб. Им охота получить такой буровой инструмент, когда одно долото крутилось бы на забое. Малограмотному, но смекалистому Ярулле эта идея тоже нравится: хорошо бы заставить только долото плясать на забое! И он, морща лоб, пытливо глядит на чертеж турбобура, изобретенного каким-то Капелюшниковым; «ребята-начальники» говорят, что это его интересное изобретение требует большой доработки.
Поладил Ярулла и с женами инженеров: Танечкой, Диной и Еленой Груздевой — хирургом сельской больницы.
Участковый геолог Дина Дронова и днем и ночью ходила по буровым точкам конторы, возмещая хрупкость здоровья кипучей молодой энергией.
— Без лести предан! — сказала она Елене, кивая на Яруллу, помогавшего Танечке поставить ради гостей ведерный самовар.
— Не озоруй! — Голос у Елены грудной, певучий. — Ярулла чист душой, как голубь.
— Голубь? — Дина смешливо наморщила обветренный нос. — Не люблю голубей: толстая, глупая, ленивая птица. В сельской местности еще терпима: годится на жаркое. И когда летом в лесу воркует витютень, я тоже не возражаю. Но можно ли сравнивать Яруллу с голубем? Он скорее на тигра похож. Вы посмотрите, как он разрывает глазами Безродного. Да, да, рвет на куски! А ваш Алеша…
Елена взглянула на Алексея и внутренне дрогнула, увидев, каким жестким может быть выражение его лица.
Красавица женщина, сохранившая все обаяние юности, но властная по характеру и по своей профессии хирурга, Елена не сразу решилась выйти замуж за Груздева: был он на пятнадцать лет моложе ее. Правда, она и мужественный, не по возрасту мощный Алеша выглядели прекрасной парой, но Елена никак не могла забыть разницы в годах, вначале стыдилась этого, мучилась страхом утраты, а потом обошлось, и ни далекое расстояние до сельской больницы, ни бездорожье, ни холодный угол в бараке не омрачали их счастья.
— Рабочие не любят Безродного: от него за версту веет барственным высокомерием, — ответила она Дине и, разделяя общее чувство антипатии, добавила: — Черт бы побрал таких ученых тупиц! Это из-за них мы работаем в нечеловеческих условиях.