Дина Ивановна задумалась. Потом сказала негромко, не глядя на Низамовых:
— Надо делать каротаж после бурения. Спускать обсадную колонну, и пусть уже после того геофизики изучают скважину.
— Каким же образом? — Ярулла уселся попрочнее.
— Не электрический каротаж надо делать, который возможен только в необсаженной скважине, а радиоактивный. Разные породы по-разному радиоактивны, излучения же свободно проходят и сквозь стальную колонну, осветят — и покажут геологическое строение скважин.
— Скажи пожалуйста! — Ярулла, сразу увлеченный, улыбнулся уже добродушно и посмотрел на Ахмадшу, приглашая и его порадоваться возможному облегчению в работе. — Это что, уже в практике применяется? Скажи пожалуйста. Здорово двигаемся вперед, да? Помнишь, Дина Ивановна, как мы бурили раньше? Вы, геологи, изрядно нас мучили при взятии кернов. Ты меня один раз чуть не побила: никак не мог керн взять в самой интересной прослойке. Хорошо, что теперь вы их редко просите: электрокаротаж рапортовать стал. Сначала керны, потом электрокаротаж, а теперь радиоактивный. Красота!
— А ругаете геофизиков, когда они появляются у вышки, — упрекнула Дина Ивановна, тоже немножко потеплев.
— Ругаем, когда долго возятся, но дышать без них не можем.
Глядя на отца и Дронову, Ахмадша думал о том, как сроднило их давнее участие в большом общем деле, вот уже, кажется, готовы забыть личные неприятности…
Негромко скрипнула дверь, Ахмадша обернулся и чуть не вскочил с места: на пороге стояла Надя.
Смущение и испуг мелькнули в ее лице, она сделала шаг назад, но, устыдясь своего волнения, взяла себя в руки. Холодно кивнув Низамовым, она поцеловала мать и, отойдя к окну, стала что-то рассматривать на улице, не скрывая того, что ждет ухода неприятных для нее людей. Уши ее жарко горели на свету, точно красные угольки.
Ахмадша открыто следил за нею, повертывая голову, как подсолнух, покорно глядящий на солнце.
Это была она и не она, повзрослевшая, с волосами, собранными в пучок на затылке. И костюм, по сезону теплый, не знаком Ахмадше, и маленькая строгая шапочка. Но нежно очерченная линия щеки под уголком золотистых ресниц, пальцы, вцепившиеся в переплет оконной рамы, само усилие казаться независимой и гордой — во всем была Надя.
Нервничая под его взглядом, она искоса быстро оглянулась и встретилась с глазами Ахмадши, сторожившими каждое ее движение. Это были глаза того человека, которого она любила…
Губы Нади полуоткрылись, рука беспомощно опустилась на подоконник. Ее смятение подняло Ахмадшу с места. Не обращая внимания на растерявшихся отца и Дину Ивановну, он так близко подошел к Наде, что от его дыхания зашевелились легкие завитки ее прически.
— Мне нужно поговорить с вами.
— Нам не о чем говорить!
— Нет, есть о чем! — страстно запротестовал он, стараясь заглянуть ей в лицо. — Не надо сердиться, я и без того наказан.
— Разве красивая девушка — наказание? — насмешливо и все-таки ревниво бросила она.
— Я никогда ни на кого не менял и не поменяю тебя, — сказал он с безрассудной смелостью отчаявшегося. — Виноват только в одном — что послал то письмо.
— Теперь поздно об этом, — ответила Надя упавшим голосом.
Несколько мгновений они стояли молча, подавленные сознанием непоправимой ошибки.
Грохот упавшего стула заставил их вздрогнуть: неловко поднявшись, уходил Ярулла Низамович: слезы досады и гнева навернулись у него, а он не хотел показать своей слабости.
Встала и Дина Ивановна, посмотрела вопросительно: лицо ее выражало настороженность, хотя она была уверена в моральной стойкости дочери.
Та действительно уже опомнилась, застыдилась кажущейся легкости примирения.
— Я пришла за тобой, — обратилась она к матери. — Алеша ждет нас в кабинете Семена Семеновича. Он привез модель газового холодильника. Изумительно по простоте и дешевизне! Холодоагентом служит пропан. Летом температуру в камере можно снижать до тридцати трех градусов. Алеша опыты проводил сам, а идею подарил нашей заводской молодежи. Так он щедр потому, что богат душой. — И словно желая выместить на Ахмадше похвалой мужу свою боль, Надя смягчилась, сказала почти ласково: — Прощайте, товарищ Низамов. Оказывается, вы можете показать характер в присутствии своего грозного папы!
Когда Надя вошла следом за матерью в кабинет Тризны, Алексей говорил по телефону, а Семен Семенович с неестественно важным видом стоял возле него.
Телефонная трубка сливалась с блестящими черными волосами Алексея, крупная рука его словно застыла над сдвинувшимся манжетом, — по всему чувствовалось, что он не только думать забыл о привезенной модели холодильника, но даже о молодой жене, потому и не взглянул на вошедших.