— Большой вес будет иметь заключение, которое дал Госплан! Все-таки на окончательное рассмотрение материалы передали ему… Инстанция — не обойдешь!
Вместе вошли в древний двор Кремля. Мохнатые голубые ели, полные жизни и неизменной прелести, стояли вдоль мощной крепостной стены, ловя хлопья первого снега пушистыми лапами. В расщелинах старых башен, застывших в своем величии, дерзко зеленел мох: темные бойницы, будто давая оценку, щурились на новые дома, растущие в Замоскворечье. Народу в Кремле, открытом теперь для всех, кто хотел взглянуть на драгоценные памятники седой русской старины, было предостаточно: на папертях соборов, у колокольни Ивана Великого, у черных махин Царь-колокола и Царь-пушки, возле дворцов, где происходили съезды, — везде виднелись оживленные экскурсанты.
Друзья прошлись по каменным плитам мимо соборов и царских палат, обсуждая возможные повороты предстоящего большого разговора. Постепенно лихорадочное возбуждение захлестнуло целиком и Груздева. Общее настроение подогрел Щелгунов, издалека высмотревший рослых «татар». С его приходом иностранцы — наводившие фотоаппараты на все достопримечательности Кремля, стали с любопытством приглядываться и к русским богатырям.
— Госплан дал отрицательное заключение по нашему вопросу, — сообщил Щелгунов. — Хватает же наглости!..
Сошкин выругался, а Груздев сразу занервничал:
— Идем в Совет Министров, а то еще опоздаем к назначенному часу. Видно, опять бой предстоит серьезный!
Когда проходили по просторным коридорам правительственного здания, над куполом которого шелково стелется-вьется Красное знамя, знакомое всей стране, Груздев наконец-то забыл свои сердечные невзгоды.
Перешептываясь, как заговорщики, и шурша бумагами, сидели они, ожидая в светлой приемной (все-таки пришли раньше назначенного часа). Точно по расписанию явились тяжеловесный Работников и его сторонники, а следом, будто просочился в дверь — не стукнув, не скрипнув, — Карягин и сразу устремился здороваться к помощникам заместителя председателя, стараясь обворожить их ангельски-невинными пустыми глазами и сладчайшей улыбкой.
Беляков поздоровался с ним, тоже нежно улыбаясь, Щелгунов — с презрительной миной, Сошкин — равнодушно, а Груздев так и ожег его тяжелой ненавистью во взгляде.
Петр Георгиевич побагровел, почувствовав эту открытую непримиримость, и отошел, прижимая локтем объемистую папку, потирая руки: не то злорадствовал, не то трусливо волновался.
«Вот притащился еще в такое священное место!» — с негодованием подумал о нем Груздев и почти испуганно взглянул на сотрудника, который, распахнув дверь в кабинет, радушным жестом приглашал всех войти.
Дальше пошло как во сне.
Уже знакомый заместитель председателя Совета Министров и другие члены правительства попросили камцев и госплановцев к громадному столу, накрытому зеленым сукном, на это зеленое поле боя каждый из прибывших выложил свои папки, бумаги, и началось сражение!..
Все единомышленники Работникова уверенно заняли круговую оборону. Судя по их выступлениям, лишь экономисты высшего класса, занимающие ответственные посты, могли и имели право вмешиваться в их работу. Алексей диву давался, откуда что у них бралось. Не раз хотелось ему крикнуть: «Вы хотя бы этих стен постыдились, или уж совсем забыли, что вы сотрудники советского учреждения? Да и капиталисты вас близко не подпустили бы к своим богатствам».
Начисто отмел доводы нефтяников выступавший в свой черед Карягин, заявив, что сырья на Камском заводе мало, что решение экспертизы необъективно, а Груздев с Сошкиным — неукротимые прожектеры, всех замучившие протаскиванием своих необоснованных проектов. Потом с три короба наболтал наторевший в словесных баталиях референт Работникова, и тогда заговорила тяжелая артиллерия — сам Работников. Замелькали фразы: «экономический баланс страны», «топливный баланс»…
Воспользовавшись короткой передышкой, когда госплановец пил из стакана воду, заместитель председателя вдруг спросил Груздева:
— А как вы думаете, почему перед совещанием мне звонили около пятнадцати крупнейших специалистов по планированию и предостерегали в том, что осуществление ваших предложений нанесет непоправимый ущерб народному хозяйству? Отчего такое единодушное отрицание?
Работников еще победней выпрямил свой массивный стан и свысока посмотрел на камцев. Карягин, вытягивая шею, так и стрелял улыбочками в заместителя председателя и даже на Груздева глянул ласково.
Алексей ответил не сразу, вертелось на языке резкое: «Они одного поля ягоды, потому и выручают друг друга, долго ли спеться — у каждого десяток телефонов под рукой». Сказал, тяжело ворочая слова: