«Чем провинился перед судьбой-злодейкой милый сын? Собой хорош, силен, доброты редкостной и ума палата, недаром славится везде своими трудовыми делами, а вот поди ж ты! — сокрушенно шептал Матвей Груздев, окутывая, как ребенка, полотенцем, мокрую фарфоровую миску. — Был бы внучонок маленький… купал бы его в тазике, а еще лучше — в ванночке. Кормил бы кашицей. Будь она неладна, жизнь эта непутевая!»
Размышления деда и нервозная занятость Алексея, насильно усадившего себя за письменный стол, были прерваны приходом гостей: нагрянули оживленная Дина Ивановна и Дмитрий Дронов в солидном зимнем пальто и меховой шапке, — борода веером, нос и скулы раскраснелись с морозца. За ними в самом приподнятом настроении ввалились Анна Воинова, Голохватова, Барков и опять Федченко.
— Ну, хозяин, рассказывай о новостях: как шел в Москве большой разговор, как вели себя наши друзья и недруги?
В квартире стало шумно, отступила глядевшая из каждого угла смертельная тоска.
— Где Надюша? — спросила Дина Ивановна, сразу заметив перемену в обстановке.
Груздев буркнул в ответ невнятное, но выручил дед Матвей, страдавший теперь из-за каждой мелочи, которая могла задеть сына.
— Семинар у нее, — вдохновенно соврал он. — Ну и готовятся, стало быть, целой группой. Так что скоро не ждем, давайте уж располагайтесь без хозяйки.
Он быстренько спустился в подвальный этаж дома, где были устроены кладовки для продуктов, принес связку вяленой воблы, несколько бутылок холодного пива, аккуратно нарезал колбасу, сыр и стал заваривать чай.
— Ой, во-обла! — весело пропела Голохватова и без церемонии первой села за стол. — Обожаю воблу!
Анна Воинова улыбалась, снисходя к ее почти детскому нетерпению, простительному только среди хороших друзей; безотчетно зовуще и ласково посматривала на Алексея. Матвей Груздев подметил это. «Вот женщина — самая бы пара ему, — с грустью прикинул он, понимая, богатый житейским опытом, что для сердца нет ни запрета, ни указки. — Но мог же Алеша ее взять в жены! И годами подходящая, и собой видная, статная, и мужа у нее нету».
Но Алексей даже не замечал улыбок Анны. Непривычно подавленный вид его, отчужденные глаза, то и дело застывавшие в ожидании, нестерпимо мучили отцовское сердце. Заметила угнетенное состояние Груздева и Дина Ивановна.
— Ты что будто побитый? Мы думали, ты сейчас приплясываешь от радости!
Он деланно небрежно махнул рукой.
— Да так, не выспался… Переволновался за эти дни. Знаешь ведь, что значит — победить.
— Законная реакция. — Дина Ивановна, светясь задором испытанного бойца, понимающе кивнула.
— Рассказывай, Алеша, мы горим желанием знать все подробно, — попросил Дронов, подсев поближе. — Как там происходило избиение младенцев, то бишь наших вчерашних противников?
— Работников уже заявил: «Я тебе не противник — во всем помогать буду».
— Когда же он успел сделать поворот? — поинтересовалась Воинова.
— Сразу после порки.
— Вот тип! — весело изумился Барков. — Как можно ему верить: завтра он с такой же легкостью переметнется обратно.
Груздев оживился, стряхнув с себя тягостное оцепенение, начал рассказывать о московских встречах, о заседании в Совете Министров.
Барков тем временем открыл бутылки.
— Конечно, негоже такую победу обмывать пивом, но учитывая поздний час и непредвиденное вторжение гостей…
— За конец хождений по мытарствам. За смелость и успех, — с воодушевлением перебила главного инженера Голохватова. — Ура, товарищи.
Дронов взял воблу, помяв ее, стал чистить. Груздев, снова погасший, сосредоточенно следил за движениями его пальцев и думал о том, что Дмитрий и не подозревает, какое тяжелое положение создалось в семье дочери.
— Вы словно дети малые, — сказала Воинова, уютно примостившись с чашкой чая в углу дивана. — Вместо того чтобы поговорить толком о больших делах, набросились на воблу. Да так, будто ничего лучшего на свете нет! По-моему, это прихоть извращенного вкуса, понятная только у женщин, находящихся в интересном положении.
— Помилуйте, вобла с пивом — мировой деликатес, — серьезно возразил Федченко и, подкинув кончики усов, чмокнул сложенные щепотью пальцы. — Вот что такое вобла!
— Глупости! Представьте на нашем месте интеллигентов старого времени, разве они, собравшись, накинулись бы на какую-то дрянную рыбешку? Нет! Они прежде всего пустились бы философствовать, путано, разноречиво, но, во всяком случае, от души. А почему мы не заводим теоретических споров? — сердито удивилась Воинова.
— Прежняя интеллигенция в большинстве томилась от скуки и праздности, — возразила Голохватова, вытирая руки бумажной салфеткой, — а мы вон как заняты, нам некогда скучать и заниматься переливанием из пустого в порожнее. В свободную минуточку можно и просто отдохнуть, отвлечься от больших проблем. Вобла? Пусть будет вобла, если она подвернулась. Когда мы закончим реконструкцию, а вы с Дмитрием Степановичем построите основные объекты, тогда найдем время ходить на спектакли и на концерты, будем по стране ездить. Я со своими ребятишками обязательно в Крым, в Коктебель махну, месяца на два. А спорить?.. О чем нам спорить? У нас идейных разногласий нет!
— Дело не в идейных разногласиях. — Это Дина Ивановна. — Многое ведь еще неясно в вопросах воспитания, например, семейных отношений…
— Семейные отношения надо строить так, чтобы человеку дома хорошо жилось и легко дышалось, — тихо сказал Груздев, будто убеждал в чем-то самого себя, прошелся по комнате, жадно хватил пересохшим ртом холодный воздух, лившийся в распахнутую форточку; мысль о том, что Надя встретилась с Ахмадшой, что они вместе сейчас, неотступно терзала его. — Мне кажется, мы хуже стали работать, — бросил он Дронову, не замечая, что Дмитрия, обеспокоенного «татарским нашествием», тоже стало волновать отсутствие Нади.
Анна Воинова посмотрела почти кокетливо, по-прежнему непроизвольно испытывая крепость «груздевской обороны», заговорила певуче:
— А работы в области атомной энергии? А ракетная техника? А спутники?
— Тут другая статья. На этом сосредоточены вдохновение и труд гениальных советских людей. Особое внимание правительства. Средства. Все лучшее из металлургии, химии, математики, но кое-где мы идем по привычным колеям, относимся к делу с прохладцей. А постоянные просчеты в планировании становятся губительным бременем для промышленности.
— Святое недовольство собой?! Что же, по-твоему, нужно сделать, чтобы не было расхлябанности? — спросил Дронов, еще сильнее встревоженный настроением Алексея.
— Общественное внимание и общественный контроль — вот что нужно! — почти гневно воскликнул Груздев. — И побольше заботы об изобретателях. Кто-кто, а изобретатели должны иметь возможности широкого общения между собой и непосредственный доступ к членам правительства, а не через голову работниковых и карягиных.
— Ты-то теперь имеешь!
— Наши дела сами о себе кричат! А я говорю об изобретательстве вообще.