Благородный дядин гнев заметно ошарашил Сыра.
— Прошу прощения, — пробормотал он. — Просто я подумал… Из-за костюма, я хочу сказать.
— А при чем тут костюм? Если моя воспитанница и ее будущий муж затевают вечер живых картин и попросили меня в виде личного одолжения примерить костюм Синдбада Морехода, чтобы удостовериться, что я подхожу на эту роль, неужели это так удивительно, что я нашел возможным выполнить их желание? И неужели это с какого-то бока касается вас? Дает ли это вам право приходить к дурацкому заключению насчет каких-то маскарадов? Я что, обязан отчитываться за каждый свой элементарный поступок перед каждым полицейским, который очутится поблизости и вздумает совать нос в мои дела?
На такие вопросы нелегко дать ответ, самое лучшее, на что оказался способен Сыр, это переступить с ноги на ногу и смущенно откашляться.
— Ну, хорошо, — сменил он тему и вернулся к делу после затяжной неловкой паузы, — будьте все же добры подписаться под этим ордером.
— Под каким ордером? Что еще за ордер? В чем дело? Что это за глупости насчет ордеров?
В задних рядах раздался негромкий звук, словно овца кашлянула на отдаленном склоне холма. Это в действие вступил Дживс.
— Позвольте мне объяснить, милорд? У этого полицейского вчера вечером, пока он купался в реке, украли форму. И он обвиняет в этом преступлении мистера Вустера.
— Какого мистера Вустера? Берти? Моего племянника?
— Да, милорд. На мой взгляд, в высшей степени странная гипотеза. При всем старании невозможно найти мотив, который бы побудил мистера Вустера к совершению такого возмутительного деяния. Как я понял, констэбль предполагает, что мистеру Вустеру понадобился его мундир в качестве маскарадного костюма, чтобы принять участие во вчерашнем бале.
Рассуждение Дживса вызвало интерес дяди Перси.
— Ах, так, значит, действительно вчера состоялся костюмированный бал?
— Да, милорд. В соседнем городе Ист-Уайбли.
— Странно. Я ничего об этом не слышал.
— Мероприятие мелкого масштаба, насколько мне известно, милорд. Далеко не того уровня, чтобы такой джентльмен, как мистер Вустер, удостоил его своим присутствием.
— Ну конечно. Я и сам бы на него не поехал. Обыкновенные деревенские песни и пляски?
— Именно так, милорд. Никто из знакомых мистера Вустера не допустил бы и мысли, что он свой аромат в пустыне сей развеял.
— Как, как?
— Цитата, милорд. Поэт Томас Грей.
— А-а. Но вы говорите, констэбль держится своей теории, что он там был?
— Да, милорд. Очень удачно, что ваше сиятельство провели сегодняшнюю ночь в этом доме и можете подтвердить, что мистер Вустер не выходил из помещения.
— Чертовски удачно. И тем самым на этом деле поставлена точка.
Я всегда колеблюсь, рисуя сцену, в которой двое разговаривают, а третий норовит вклиниться: стоит ли ввести покашливания и покряхтывания последнего прямо в диалог или же подождать, пока разговор придет к концу, а затем выписать эти нечленораздельные звуки отдельно на счет кряхтевшего. По-моему, второй способ удобнее, вот почему, стенографируя переговоры Дживса — Уорплесдона, я выпустил попытки Сыра в них втесаться. Он на всем протяжении диалога старался привлечь к себе внимание мирового судьи, но тот останавливал его краткими указаниями: «Помолчите, констэбль» или просто «Цыц». И вот теперь, после слова «точка», возникла заминка, которой и воспользовался Сыр для произнесения своей реплики.
— А я утверждаю, что обвиняемый Вустер украл мою форму! — взвизгнул он, и глаза у него совсем вылезли на лоб, а щеки приобрели свекольный оттенок. — Ее видел у него на постели свидетель Эдвин.
Дела развивались так благоприятно, что я не побоялся вздернуть брови и издать иронический смешок:
— Эдвин! Вы слышали, дядя Перси? Смех да и только, а? Почтенный родич мужественно подыграл мне:
— Смех? Ну разумеется, смех, черт побери! Вы что же, хотите сказать, — обратил он на Сыра грозный взор, — что ваше абсурдное обвинение базируется на неподтвержденных словах моего сына Эдвина? Я просто не верю собственным ушам. А вы верите, Дживс?
— Это поразительно, милорд. Но, возможно, констэбль не осведомлен о том, что мистер Вустер вчера нанес мастеру Эдвину чувствительный удар и что поэтому показания юного джентльмена против мистера Вустера неизбежно будут носить ярко выраженный характер личной неприязни.
— Нечего вам его оправдывать. Этот человек просто глуп. И я хотел бы заметить, — продолжал дядя Перси, раздуваясь, как воздушный шар, и обращаясь к Сыру с начальственным выговором, — что в последнее время мы слишком, слишком часто сталкиваемся с подобными произвольными и безответственными обвинениями со стороны полиции. В полицейский корпус проник скверный дух, и пока я мировой судья, я буду всеми средствами, словом и делом, выражать ему свое решительное неодобрение. Этот дух я буду вытаптывать и выкорчевывать в неотступной заботе о том, чтобы свобода личности не страдала от стражей Закона, которые настолько забывают свой… да, да, свой священный долг, черт возьми, что бросают направо и налево сфабрикованные обвинения с единственной целью добиться для себя продвижения по службе. Больше мне нечего добавить, хочу только выразить напоследок мое глубочайшее сожаление в связи с тем, что ты, Берти, стал жертвой этих возмутительных гонений.