— Да что с тобой? — спросил Ферранте, пораженный его бледностью.
Прочие моряки, стоя на своих постах, снова заспорили о лечебных средствах, им пришлось почти кричать, чтобы заглушить шум бури. Спор их увлек. У каждого был свой метод лечения. Они рассуждали с апломбом настоящих врачей, забыв об угрожающей им опасности. Массачезе два года тому назад был свидетелем, как настоящий доктор при аналогичном случае делал операцию бока Джованни Маргадонна. Доктор сделал надрез, затем прижег рану кусочками дерева, смоченными какой-то дымящейся жидкостью. Потом он чем-то вроде ложечки приподнял мышцы, которые после прижигания напоминали кофейную гущу. И Маргадонна был спасен.
И Массачезе все повторял, как жестокий хирург:
— Придется резать! Придется резать!
И, подойдя к больному, сделал рукой движение, словно делая разрез. Чиру одобрил предложение Массачезе. Оба Таламонте тоже согласились с ним. Лишь Ферранте ла Сельви качал головой.
Тогда Чиру обратился за согласием к Джалуке, но тот отказался. Чиру, не будучи в состоянии удержаться, сердито закричал:
— Так умирай же!
Джалука еще больше побледнел и взглянул на товарища своими большими, полными ужаса глазами.
Наступала ночь. Море, казалось, еще сильнее ревело во мраке. Ярко вспыхивали волны, пронизываемые светом, отбрасываемым фонарем, который висел у носа. Земля была далеко. Матросы уцепились за веревки, чтобы сопротивляться напорам волн. Ферранте правил рулем, заглушая время от времени бурю криком:
— Да иди же вниз, Джалу!
Джалука почему-то боялся оставаться в одиночестве и, как ни терзала его боль, не хотел спуститься вниз. Он тоже держался за веревку, скрежеща зубами от боли. Когда подходила высокая волна, матросы опускали вниз головы и испускали дружный крик, похожий на те возгласы, которыми сопровождают люди особенно тяжелую совместную работу.
Из-за тучи выглянула луна, страх уменьшился. Но море бушевало всю ночь.
— Режьте! — сказал наутро товарищам измученный Джалука.
Прежде чем решиться на операцию, товарищи приступили к решительному обсуждению. Потом осмотрели опухоль, которая была величиной с кулак. Все ранки, которые раньше придавали опухоли сходство с осиным гнездом или решетом, превратились в одну сплошную язву.
— Мужайся! Крепись! — сказал Массачезе.
Ему пришлось взять на себя роль хирурга. Он попробовал на ногте клинки всех ножей и наконец остановился на недавно отточенном ноже Таламонте-старшего.
— Мужайся! Крепись! — повторил он.
Нетерпение охватило его и остальных моряков.
Больной, казалось, впал в мрачное оцепенение. Он не спускал глаз с ножа и стоял, ничего не говоря, с полуоткрытым ртом и свесившимися по бокам руками. Он был похож на помешанного.
Чиру усадил его и снял повязку. Губы его дрожали, зубы стучали. Все склонились над раной и молча смотрели на нее.
— Вот так и этак, — сказал Массачезе, указывая кончиком ножа направление разрезов.
Вдруг Джалука разрыдался. Все его тело дрожало от всхлипываний.
— Мужайся! Мужайся! — повторяли матросы, взяв его за руки.
Массачезе приступил к операции. При первом прикосновении ножа Джалука испустил громкий крик, стиснул зубы и глухо стонал.
Массачезе резал медленно, но уверенно, высунув кончик языка, как он привык это делать при всякой работе, требующей особенного внимания. Так как судно качалось, то разрез вышел неровным, нож входил то слишком глубоко, то едва касался раны. Вдруг, благодаря сильному толчку, лезвие углубилось в здоровую ткань. Джалука снова вскрикнул и, обливаясь кровью, стал биться, как животное в руках мясников. Он не хотел больше подчиняться пытке.
— Нет, нет, нет!
— Иди сюда! — кричал ему Массачезе, желая продолжать начатую операцию, так как боялся, что прерванный разрез мог грозить большой опасностью.
Все еще бурное море ревело вокруг без конца. Клубы туч обняли все небо, на котором не было видно птиц. Несмотря на этот шум и зловещую темень, моряки были озабочены лишь одним: они боролись с больным, чтобы удержать его, и сердито кричали:
— Иди же сюда!
Массачезе наудачу быстро сделал еще четыре или пять разрезов. Кровь, смешанная с беловатым гноем, хлынула из ран и обрызгала всех, кроме Назарено, который стоял у руля, дрожа от страха при виде этой пытки.
Ферранте ла Сельви, увидев, что баркасу грозит опасность, изо всех сил закричал:
— Отдай шкоты! Ворочай руль к северу!
Оба Таламонте, Массачезе и Чиру бросились исполнять команду. Судно качаясь понеслось вперед. Вдали показалась Лисса. Длинные полосы света падали на воды, выглядывая из-за туч и резко изменяя свой цвет в зависимости от перемен на небе.