Мама тоже беспокоится, глядя на нее, но папа говорит:
— Не надо ей мешать! Все будет в порядке.
Мадикен прекрасно справляется. Она сама подсадила маленькую Лисабет на Камень троллей, а потом они стали собирать одуванчики для мамы и набрали большущие букеты. Пока они резвились, папа лежал, растянувшись на траве и закрыв лицо соломенной шляпой, а мама сидела рядом, и играла на лютне, и пела для папы песни.
Мамины песни не такие захватывающие, как песни Линус Иды. В них не рассказывается про деток, которые умирают, и пап, которые пьют горькую, а только все про любовь и вообще про что-нибудь красивое. Мама спела «Сагу сердца», потом «Крылатая птичка в просторе небес, куда хочу, я летаю». Ой, до чего же это красиво! Мадикен чувствует, как от маминого пения в ней заиграла жизнь. Но тут мама сказала, что пора всем подкрепиться, и Мадикен сразу почувствовала, что проголодалась, а все остальное забылось.
В ту самую минуту, когда мама хотела открыть корзинку с едой, Лисабет показала пальцем на загородку и сказала:
— А вон к нам идут коровки!
Так оно и было, только это шли не коровки, а пятеро бычков Карлссона. Наверно, они отправились к реке на водопой.
— Ничего! — сказал папа. — Они совсем еще телята!
Но мама перепугалась и сказала, что Петрус Карлссон мог бы получше запирать ворота своего выгона.
— Как ты не понимаешь! Скотине ведь надо ходить на водопой! — объяснил папа.
Но только телята у Карлссона какие-то очень уж буйные, они прямиком несутся к «древу познания», под сенью которого мама хотела разложить еду. Папа так на них закричал и замахал руками, что они остановились и удивленно уставились на него. Разве можно спокойно поесть, когда рядом стоят пятеро бычков и упорно вас разглядывают? Поэтому папа сорвал ветку и пошел их отгонять. Но не тут-то было! Бычки не желают отступать. Наверно, они считали эту лужайку своей. А самый рослый бычок, должно быть, уже понял, что скоро он вырастет и станет настоящим свирепым и грозным быком. Наверно, он сейчас об этом и подумал, потому что он вдруг наклонил рога и сердито всхрапнул. Совсем не по-телячьи! Бычок сначала попятился, чтобы получше разбежаться, и ринулся в бой. Папа прыгнул, как заправский тореадор, и еле увернулся от острых рогов. Тут уж мама, и Мадикен, и Лисабет испугались прямо до смерти. Не хватало, чтобы сейчас перед ними разыгрался бой быков! Они закричали что было мочи:
— Беги, папа, беги!
И папа побежал. Теперь он тоже догадался, что попал в опасную переделку. Потому что все бычки будто взбесились и каждый норовил подцепить его на рога.
— Скорей полезайте все на березы! — закричал на бегу папа.
Мадикен и Лисабет, рыдая и всхлипывая, полезли на «древо познания», а мама схватила зонтик и хотела спасать папу, за которым мчались бычки.
Тут папа как заорет на маму:
— Сказано тебе, лезь на березу!
Мама послушалась и полезла. Не так-то просто залезть на «древо познания» в длинной юбке. Но рядом росла еще одна береза, более удобная для лазания, на нее мама кое-как взобралась. Мама влезла на дерево вместе с лютней. Лютня для нее — сокровище, и она не хочет, чтобы ее растоптали быки.
Мадикен и Лисабет сидят на разных ветвях «древа познания» и, обливаясь слезами, голосят.
«Мама, мама, мама!» — только и слышно с их дерева. Очень им страшно за папу. Наконец папа рванулся вперед, бычки от него отстали, и он с разбегу прыг к маме на дерево. А под ним вокруг березы столпились быки и удивленно смотрят — куда же это он вдруг подевался!
Мадикен и Лисабет еще немного поревели, потому что сразу разве остановишься, и наконец затихли. Главное, что папа спасся, а быкам так и надо, пускай себе топчутся сколько угодно и пялят глаза — до папы им все равно не достать!
Папа никогда раньше не ругался, но тут он заругался так, что хоть уши затыкай, и даже сказал быкам:
— Будь у меня ружье, я бы сейчас вас всех перестрелял!
Папа отер пот со лба, взглянул на маму и улыбнулся:
— Ну что, испугалась?
— Еще бы! Второго такого дня рождения я больше не вынесу. Сначала Линдквист, а потом еще это! — сказала мама, показывая на бычков, которые топтались под березой, и бодали ствол, и ревели, не собираясь уходить. — Теперь нам тут сидеть и сидеть до самой осени. А по осени, может быть, придет Петрус Карлссон и заберет их в хлев зимовать.
Услышав о таком ужасе, Лисабет на «древе познания» опять ударилась в рев. Зато у Мадикен сладко защекотало внутри: подумать только! Ведь как это, наверно, здорово — все лето прожить на дереве! Какой необычайный пикник получился в этом году — не пикник, а настоящее приключение! Оправившись от страха, Мадикен даже обрадовалась. Для нее дело привычное — устраивать пикник где-нибудь на верхотуре. Достаточно вспомнить, как они с Лисабет устроили экскурсию на крышу сарая!