— Почему? — спрашивает Мия.
Она никогда не слыхала про сабадилловый уксус и впервые слышит от Мадикен, как просто, оказывается, можно расправиться со вшами.
— Мама уже пошла в аптеку покупать сабадиллу, — говорит Мадикен.
У Мии сделалось задумчивое лицо.
— Какая же я дура, что купила шоколадных трюфелей! — говорит она. — Надо было вместо конфет купить этой самой сабадиллы. Мало радости ходить вшивой. Да еще ребята дразнятся и обзывают меня «вшивая Мия»…
Мадикен вспомнила, что один раз и она обозвала Мию, и ей стало очень стыдно.
— Зато теперь ты можешь сколько угодно раз назвать меня «вшивая Мадикен», и это будет по справедливости.
Мия засмеялась.
— Вшивая Мадикен, — говорит она с удовольствием. — Вот именно: вшивая Мадикен! Так я и буду называть тебя, вместо «жабы»!
И, взглянув на Мадикен исподлобья, добавляет:
— Вообще-то ты не жаба. Вон у тебя какие красивые каштановые волосы и нарядное платьице!
Мадикен никогда не задумывалась, какие у нее волосы — красивые или некрасивые, но ей все-таки приятно слышать это от Мии.
— А по-моему, это у тебя красивые волосы. Самые красивые в нашем классе, — говорит Мадикен.
И когда она это сказала, то вдруг поняла, что именно так и есть на самом деле, хотя раньше она этого не замечала.
Мия смотрит на нее с удивлением:
— Да ну, ерунда какая!
В эту минуту на крыльцо выходят мама и Лисабет.
— Пойдем домой, Мадикен! — говорит мама, а затем кивает Мии. — А это, наверно, Мия! Я правильно угадала?
Мия ничего не отвечает и только испуганно глядит на чужую тетю, словно ожидая, что сейчас ее будут бранить за то, что у Мадикен завелись вши.
И тут у Мадикен мелькнула отличная мысль:
— Мама! А можно, Мия пойдет с нами, чтобы и ей вывести вшей?
— Ну конечно, — говорит мама. — Ты хочешь, Мия?
Не глядя на маму, Мия тихо пробормотала:
— Да. Если у вас хватит сабадиллы…
— Только ты сбегай и спроси сначала разрешения у своей мамы!
— Ее нет дома, — говорит Мия. — Она ушла на целый день стирать у людей.
— Тогда мы попросим Линуй Иду, чтобы она ей сказала, куда ты ушла. Иначе твоя мама будет беспокоиться, если не застанет тебя дома.
— Нет, мама никогда не беспокоится, — заверяет Мия.
Вдруг на двор выбегает Маттис. Та самая, которая будто бы похожа на ангелочка. Мадикен, хоть убей, не видит в Маттис ничего ангельского. Но, может быть, Маттис и правда хорошенькая девочка. Ее только надо бы немножко причесать. У Маттис волосы еще более лохматые и растрепанные, чем у Мии.
— У нее тоже полно вшей, — говорит Мия, робко поглядывая на маму.
Мама улыбается:
— Ну и устроим же мы вошебойку! Идемте, девочки.
Альва пришла в восторг, когда увидела, что мама привела вместо двух девочек сразу четырех, и попросила маму:
— Давайте их мне, я одна справлюсь. Насчет вшей я первоклассная мастерица. У меня же было семеро младших братьев и сестер.
Тут Лисабет поняла, что затевается что-то интересное и без ее участия. Это ей совсем не понравилось.
— Я тоже хочу мазаться сабадиллой, — говорит она Альве. — На меня только что заползли вши. Просто их не видно.
— Уж мы с этими вшами сейчас расправимся! — говорит Альва. — Идите и садитесь на качели все, кому нужна вошебойка.
Во дворе Юнибаккена есть большие деревянные качели с длинной доской, на которую садятся вдвоем друг против друга. Но можно качаться и вчетвером. Дожидаясь Альвы, девочки покачались.
— Ну скажи, разве это не здорово, Маттис! — говорит Мия. — Ты рада, что у тебя вши? Иначе ты никогда не покачалась бы на качелях.
— Ага. Вши — это здорово! — говорит Маттис.
Потом пришла Альва и натерла им волосы сабадиллой, от которой пошла жуткая вонь. Потом каждой девочке плотно замотали голову полотенцем, а концы закрепили большущей булавкой.
Когда Альва закончила эту процедуру, получилось, как будто на качелях сидят четыре арапчонка в белых тюрбанах.
— Теперь можете еще покачаться, пока там вошки не попадают кверху ножками без воздуха, — говорит Альва.
Мадикен до того стало жалко бедных вошек, что ей даже расхотелось качаться, но Лисабет сказала:
— Да ну тебя! Ты качайся, им же будет приятно. Пускай у них от качания закружится голова, тогда они, наверно, сами не заметят, как помрут.
Мадикен поневоле должна была согласиться, что это было разумное предложение. Девочки качались и качались и даже спели в честь своих вошек прощальную песню, которую придумала Мадикен: