— Пошел прочь! — на всякий случай повторила Чёрвен.
Но монетку взяла и сунула ее в стоявшую на прилавке копилку Мосеса.
— Нельзя, Чёрвен, не смей так говорить, — строго сказал Ниссе. И, повернувшись к Вестерману, добавил: — Знаешь, Вестерман, все-таки скверный ты человек!
Вестерман на это только ухмыльнулся.
Операция «Мосес» продолжалась. С каждым днем в ней участвовало все больше людей.
— Гляди, Мосес, у меня из-за тебя мозоли, — сказала Фредди, которая целых полдня выбивала ковры.
Стина зарабатывала деньги по-своему. Держа в руках дощечку с надписью «Операция „Мосес“», она обходила дворы, пела и рассказывала сказки. Жители острова и дачники — одни охотно, другие только чтобы отвязаться от нее — давали девочке деньги. Не обошла она своим вниманием и Мелькера. Однажды, когда он стучал на своей машинке в саду, она тихонько подошла к нему и заявила:
— Сиди спокойно, дядя Мелькер, я расскажу тебе сказку. Это будет стоить пятьдесят эре.
Не успел Мелькер рта раскрыть, как она, захлебываясь и шепелявя, стала рассказывать ему про заколдованных принцев. Мелькер несколько раз пытался прервать поток ее слов, но его обезоруживала милая щербатая улыбка Стины. Она добросовестно зарабатывала деньги на выкуп Мосеса.
Получив заранее согласованную мзду, она было собралась уходить, и Мелькер облегченно вздохнул. Но потом, что-то надумав, она вернулась и решительно заявила:
— Я спою тебе еще песенку. Это будет стоить двадцать пять эре.
— А сколько будет стоить, чтоб ты не пела? — в отчаянии спросил Мелькер.
— Ничего не выйдет! Я уже пою, — сказала Стина.
Закатив глаза, Стина самозабвенно пела тоненьким голоском, подражая певице, которую как-то слышала в городе.
А Мосес жил своей собственной жизнью, не печалясь ни о чем и нисколько не заботясь об операции «Мосес».
Одинокие часы, проведенные в разных лодочных сараях, явно не пошли ему на пользу. Его едва можно было узнать. Он стал беспокойным и раздражительным, даже чуть озлобленным. Вопил и шипел он гораздо больше, чем раньше. А иногда пытался даже кусаться.
— Мосес не совсем то домашнее животное, которое бы я предпочла всем другим, — говорила Малин. Но говорила так, чтобы Пелле не слышал.
Пелле обожал Мосеса ничуть не меньше, чем Юкке, и когда Мосес шипел на него, он его только поглаживал.
— Бедный маленький Мосес, что с тобой? Тебе у меня не нравится?
Но Мосесу, как видно, всюду теперь не нравилось. Ему совершенно не хотелось быть ни в лодочном сарае, ни даже в пруду. Охотнее всего проводил он время на берегу моря, но Пелле боялся брать его туда, потому что дядя Ниссе предупредил его:
— Держи его в пруду, а не то он удерет в любой момент.
И Пелле держал Мосеса взаперти в пруду и с печалью думал о том, как бы хорошо завести себе животное, которое не хотело бы удрать. Юкке удрал — на свою собственную погибель, но Пелле надеялся, что с тюленем все будет иначе. Бедняга Мосес, почему он стал такой беспокойный?
Ножка Туттисена почти зажила, но ягненка все еще не вернули назад в овечий загон. Он ходил по пятам за Стиной, а Боцман за Чёрвен. Он не сразу рискнул это сделать, он был не из тех собак, что навязываются. Молча и спокойно занял он свое привычное место у крыльца и лежал там, пока не пришла Чёрвен и не обвила его шею руками.
— He-а, Боцман, здесь ты больше лежать не будешь, никогда в жизни!
Тогда он пошел за ней и с тех пор больше не отходил от нее ни на шаг.
Вот так и ходили Чёрвен со Стиной, а сзади — их животные. А у Пелле не было никого, кто бы следовал за ним по пятам.
— Хоть тюлень за тобой не ползает, все равно он твой, — говорила Чёрвен.
У Пелле был задумчивый вид.
— Мне кажется, что Мосес ничей, что он — сам по себе.
И вот настала суббота, день, когда Вестерман должен был получить сполна свои двести крон.
В лавке на Сальткроке было неспокойно. Пришло время считать деньги. В помещении было полно народу, потому что это дело интересовало весь остров. Никто из сальткроковцев не дал бы Вестерману ни одного эре. Обидеть Чёрвен, их Чёрвен, ну, они ему еще покажут! Все были на стороне девочки.
Вестерман это знал и потому держался развязнее, чем обычно, когда в назначенное время явился в лавку к Ниссе и протиснулся к прилавку. За прилавком выстроились в ряд все ребята, и все глазели на него — все Мелькерссоны и все Гранквисты. Сердитей всех глазела Чёрвен! Вот нахал! Хочет получить деньги за тюленя, которого сам же ей подарил. А сколько трудов стоило Чёрвен ухаживать за ним, сколько молока и салаки перетаскала она ему!