— Папа, ты же обещал, что мы всегда будем здесь жить!
Мелькер судорожно глотнул воздух — да, чего он только не говорил! Что они будут жить здесь всегда! И что довольно реветь! Это он тоже говорил, а сейчас ему самому хотелось завыть, как собаке, от отчаяния и сознания собственного бессилия. А в двух метрах от него стоял, прислонившись к кусту боярышника, Маттссон и всем своим видом показывал, что нынче обычный день и что он приехал обстряпать дельце, которое тоже совсем обычное.
— По-вашему, — с горечью спросил Мелькер, — по-вашему, я и мои дети должны убираться отсюда?
— Не сейчас, конечно, — ответил Маттссон. — Но если директор Карлберг купит усадьбу, ну он или, скажем, кто-то другой, вам придется согласовать сроки своего пребывания здесь с новым владельцем.
Директор Карлберг избегал смотреть на Мелькера. Он обращался только к Маттссону, будто никого здесь больше не было.
— Да, пожалуй, я бы купил эту усадьбу, если мы сойдемся в цене. Дом — все равно что ничего, это сразу видно; в любом случае его придется снести. Но такой участок встречается не каждый день.
Мелькер услышал глухой ропот детей и стиснул зубы.
В беседу вмешалась Лотта Карлберг:
— Да, папа, дом в самом деле ужасный. На его месте можно построить такое же прелестное бунгало, как у Калле и Анны Греты.
Отец Лотты кивнул, но вид у него был чуть смущенный. Он думал, что, пожалуй, рассуждать о бунгало Калле и Анны Греты немного рановато.
Чёрвен думала то же самое.
Фу, эта Лотта! Сидит на крыльце Столяровой усадьбы и воображает, будто она всему тут хозяйка! Подбоченившись, Чёрвен встала прямо перед ее носом.
— Лотта, знаешь что, — сказала она. — Сама ты пунгало, хоть ты и дылда!
Лотта тотчас поняла, что нажила себе врага. И если бы одного! Нет, все дети, в упор смотревшие на нее, были ее врагами, и она ничего против этого не имела. Наоборот, она наслаждалась, чувствуя свое превосходство. От ее папы зависело, останутся эти дети здесь или нет. Им же выгодней быть с ней полюбезней. И совсем нечего таращиться на нее так, словно она здесь лишняя.
— Каждый имеет право купить себе дом, если захочет, — высокомерно бросила она, ни к кому не обращаясь.
— Ясно, — сказала Тедди, — и построить себе бунгало, как у Калле и Анны Греты. Сделайте милость!
— А эту старую дрянную лачугу можно снести, — сказала Фредди. — Только попробуйте!
Тедди с Фредди примчались тотчас же, как только услыхали, что происходит. Не успеет, бывало, на острове что-нибудь случиться, как в лавке каким-то чудом уже известно, что именно случилось. Тедди с Фредди хотелось быть рядом с друзьями в трудный час. На что же тогда друзья? Никогда не приходилось девочкам видеть Юхана с Никл асом такими мрачными и подавленными. А Пелле! Он сидел у стола бледный как полотно. Рядом с ним сидела Малин. Она обнимала Пелле и была так же бледна, как он. Все это было ужасно и невыносимо. И тут еще эта девчонка-воображала бубнит о каком-то бунгало. Ничего удивительного, что Тедди, с Фредди пришли в бешенство.
— А что такое пунгало? — спросила Чёрвен своих старших и более образованных сестер.
— Наверно, что-то дурацкое, — ответила Фредди.
— Супер дурацкое, точь-в-точь как она, — сказала Тедди, указав пальцем на Лотту.
Страшно даже подумать, что она может стать их соседкой вместо Юхана, Никласа, Пелле, Малин и дяди Мелькера!
— Не мешало бы взглянуть, как там в доме, — сказал директор Карлберг и впервые обратился к Мелькеру: — Разрешите, господин Мелькерссон, — произнес он, ухитрившись, чтобы слова его звучали доброжелательно и вместе с тем весомо.
Господин Мелькерссон разрешил. Что он мог сделать? Он был человек конченый, и он это понял. Но он пошел вместе с посетителями, а Малин за ним следом. Нельзя оставлять отца наедине с этой парочкой, Карлбергом и Маттссоном, которые собираются отобрать у них Столярову усадьбу. И кроме того, она не допустит, чтобы кто-то, расхаживая по их дому, в пух и в прах критиковал все, что они так любили. Что ни говори, это был их дом. В нем только жить да радоваться. Все вместе они сделали этот дом по-летнему светлым и буднично-прекрасным! И Малин знала: Столярова усадьба признала их. Столярова усадьба и Мелькерссоны были одно целое. А теперь пришли чужие люди, которые замечали только то, что половицы кое-где шатаются, что рамы чуть осели, а в окна дует и что крыша протекает в нескольких местах. Бедная старая Столярова усадьба! Малин казалось, что она должна отстоять и защитить ее. И поэтому Малин открывала двери перед непрошеными гостями и перед своим беднягой отцом. Тайком она ободряюще подтолкнула его, а он посмотрел на нее с благодарной, виноватой и грустной улыбкой — вынести ее Малин было почти что не под силу.