На дно Гранд-Каньона следовало опуститься для того, чтобы оттуда глазами индейцев глянуть на американцев. Ниагарский водопад действительно величественен! – индейцы ж похожи на кактусы с морского дна пустыни Аризона, если они – все же – живут, так же нереально, как нереальна кактусовая пустыня под горами Сиерра-Невада.
Америка – «страна великой демократии»! Исторический факт все же остается фактом: индейцы не были конституционными рабами, – рабами стали негры.
Кто знает в СССР о городе Даллас в Южном Техасе (иль Тэксэсе)? – Лет пятьдесят назад в этом степном городишке было тысяч десять жителей. Лет десять назад жителей было тысяч сто пятьдесят. Ныне – без малого триста. Этот город, о котором даже в Америке плохо знают, автомобилей имеет семьдесят с лишком тысяч, телефонов – шестьдесят пять с лишком тысяч, электрических счетчиков – шестьдесят с лишком тысяч. Новое строительство этого города за последние десять лет стоило триста двадцать с лишком миллионов. Банки в этом городе располагают четырьмястами миллионов долларов резервов. Последний просперитный год имел выпуск продукции в год на триста тридцать миллионов долларов и оптовый оборот – в миллиард шестьсот восемьдесят миллионов тех же долларов. На юг, юго-восток и на восток от этого города, упираясь в Мексиканский залив и в Атлантический океан, идут так называемые Южные, негритянские штаты. Прямо к северу от Далласа лежит штат Оклахома со штатным городом Оклахома-сити. Оклахома – это уже известный город, полезший в небо небоскребами и миллиардами. По геоэкономике этот город вроде нашего Днепропетровска: степь, хлеба и рядом с ними нефть, каменный уголь, индустрия, город заводов, шахт, нефтяных вышек, рабочих. И от Оклахома-сити на север и на северо-восток, до Чикаго, до Нью-Йорка – индустрия, индустрия, промышленность. Лет семьдесят тому назад, в дни гражданской войны, эти места были водоразделом Северных и Южных штатов.
Штат Миссисипи – он весь в субтропических зарослях и заводах, во множестве рек и речушек, заросших лесом, где почти не видно человека и где величествует в ложе своем река Миссисипи. Леса, – черт их знает, какие это деревья, – лианообразные ветви, поросшие седыми бородами мхов, спускаются до земли и путаются и запутывают все, что под ними.
Штат Теннесси поднялся от Миссисипи на пригорки. Это тот самый замечательный штат, где несколько лет назад суд постановил, что человек не происходит от обезьяны, присовокупив, что утверждение сего есть беззаконие, караемое тюрьмою.
Нью-Орлеан – порт, торгующий хлопком, тростниковым сахаром и бананами. Этими торговлями он на первом месте в мире. Хлопок в Америке съедается сейчас не червем, но кризисом. Город в свое время принадлежал французам, сюда бежали гугеноты, бежали враги, а потом друзья Наполеона. Из-под французской старины ползут американские небоскребы, заглушая узкие французские переулочки в решетках и жалюзи. Порт лег на Миссисипи, дымит, как все порты. Жилые переулочки тонут в цветах и проституции. Лавки завалились и развалились бананами, абрикосами, вишнями в грецкий орех величиной и прочими мне неизвестными фруктами, причем бананы, оказывается, растут, выражаясь точно, на бревнах. Улица Лафайета заросла небоскребами и залита огнями не хуже нью-йоркских, и там падают огненные ниагары и танцуют огневые ню.
Итак, мы – в Южных штатах, в землях негров. И в Далласе, и в Батон-Руже, и в Нью-Орлеане, в трамваях два отделения – для «колерных» и для «белых». На мелкокусочных полях среди лесов работают над хлопком негры. Белых, работавших на полях, я не видел. Белых, надсматривающих за работой негров, я видел многажды. Эти белые во всем белом – в белых шлемах, в белых крагах, и в руках у каждого из них – стек. Во всех штатах, в штате Теннесси особенно, до сих пор «работают» Ку-клукс-клан и суд Линча.
Ку-клукс-клан. В семидесятых годах прошлого века, после войны Северных и Южных штатов, – по существу говоря, войны южного, беглого из Европы дво-рянско-земледельческого класса, напуганного европейскими революциями, с северной индустрией, тогда уже народившейся, – войны, к слову сказать, начатой южанами, но не северянами, а стало быть возникшей никак не под лозунгом освобождения негров от рабства, разбитые Южные штаты организовали тайное общество борьбы с неграми, названное Ку-клукс-клан. Членами этого общества были рабовладельцы. С позволения сказать, общество, считавшееся, как подобает, полумистическим и тайным, занималось «глупостями», как уверяют кое-какие историки, вроде пугания по полуночам негров белыми балахонами, причем «глупостями» оказывались убийства негритянских общественных деятелей. «Общество» ставило своей целью доказательство замечательной истины о том, что белые превыше черных. Ку-клукс-клан изжил себя и помер было в середине девяностых годов прошлого века. В 1920 году, с началом сельскохозяйственного кризиса, Ку-клукс-клан возродился – в громчайших публисити, когда во всех одежных магазинах выставлены были куклуксклановские балахоны, а по городам ездили комиссионеры с распродажей куклуксклановских членских билетов. Ныне Ку-клукс-клан – организация уже не полумистическая, но просто фашистская, существующая для утверждения не только «белого» преимущества над неграми, но вообще белогвардейского преимущества, заботясь о бесправии всех «не-белых».
Суд Линча. Это суд без суда, самосуд, который до суда никогда не доходит, ибо в этих самосудах принимает участие и полиция, ибо убитого (или убитых) находят, но убийц не оказывается. Суд Линча «судит» только негров. Стандартным поводом для суда является утверждение белого, доказательств не требующее, что негр такой-то, кажется, покушался на честь троюродной бабушки иль племянницы этого белого. Негра тогда избивают толпою. Это суд Линча. Негра тогда сажают на электрический стул. Это суд города Скоттсборо. Судить можно, как явствует по газетам, не только того, который «кажется», но и его соседа вместо него. Что касается покушения на «честь», к слову сказать, то каждый белый мужчина в Америке, склонный к распутству, негритянскою женскою «честью» обладал за два доллара. Негры ж мужчины американскими белыми «честями» обладают только в Париже. Со дней после войны повелся такой промыслец, когда некие белые мерзавцы нанимают негров для мужской проституции. Эти негры обслуживают в Париже приритцных американских леди. Нанимают же негров американских потому, что они говорят по-английски.
Американские университеты и школы для белых – в садах, в свете, в солнце. Начальная школа – обязательно лучшее здание в поселке. Университет – не университет, а монастырское уединение для науки. Какое оборудование! – какие научные пособия! – Это, конечно, не мешает традиции, той, когда студента надо спрашивать не о том, на каком он факультете и прочее. Так вот, был я в сельскохозяйственном колледже одного из Южных штатов. Колледж был для белых. Какие аудитории! – какая библиотека! – лаборатории – столовая – гимнастический зал, – какие опытные поля!
Нас сопровождали два профессора. Эти ж профессора поехали с нами на соседнюю ферму, обрабатываемую «кропперами» – неграми-арендаторами.
Дорогой в деревьях подъехали мы к барскому дому в зарослях сада, этакому французского стиля «шато». Хозяин качался на террасе в качалке под зонтиком, в американском изобретении, курил сигару. Он надел белый шлем и пошел с нами, добродушный толстяк.