Так ли, сяк ли, а быть заварушке на Олимпе.
IX
1
Смолк аккомпанемент на цитрах;
Жженый лавр валялся в золе;
Месяц все еще силился сойти с неба, —
Но все слышалось совье зловещее «угу».
На одном челне, паруса в лазурь,
Наши судьбы плывут по мглистому Аверну.
Мои слезы — за нас двоих.
Если выживет она — буду жить,
А умрет — отойду ей вслед.
Зевс могучий, помилуй ее, не то
Она сядет под покрывалом у ног твоих
И начнет перечислять свои беды.
2
Персефона и Дит, Дит, смилуйтесь!
Ведь и так в аду достаточно женщин,
И красавиц больше чем достаточно:
Пасифая, Тиро, Иопа, полноценные ахеянки,
И из Трои, и из Кампании, —
Смерть на всех точит зуб, Аверн зарится на всех;
Красота кратка, и богатство минет;
Скорая ли, нет ли, а смерть медлит лишь до поры.
3
Светик мой, свет очей моих,
Ты избегнула великой опасности,
Так вернись же к пляскам Дианы и воздай подобающие дары:
Заплати по обету ночными бдениями Диане, богине дев,
И меня не оставь без платы:
Ты мне обещала десять ночей вдвоем.
X
Светик мой, свет очей моих, поздно-поздно ночью
Я бродил пьяный, ни раба под рукой,
Как вдруг выбежала мне навстречу группка маленьких мальчиков;
Я не знал их,
Я боялся их численного превосходства,
А из них одни были с факелами, другие с луками,
Остальные стали меня вязать, и все были голые,
А один предавался сладострастию.
«Распаленная женщина отдала его нам в угоду», —
Так сказал он — и петлю мне на шею.
А другой: «Свинец ему в глотку! Гони его, гони!»
Третий перебил: «Он не чтит нас за богов!» —
«Где он был, когда она ждала того мерзавца
В новом сидонском колпаке, со сверхаравийскими духами?
У нее едва глядели глаза —
Запишите это за счет его! Прочь!»
Мы уже подходили к ее дому,
И они еще раз рванули меня за плащ.
Было утро, и я хотел посмотреть, одна ли она у себя,
И она была одна и в постели.
Я опешил.
Никогда не была Кинфия так хороша —
Ни даже в пурпурной тунике.
Такова она явилась мне, чуть очнувшемуся, —
Ты заметишь: в чистой форме есть ценность.
«Ранний ты дозорщик любовницам!
И ты думаешь, твои привычки — по мне?»
Постель — без признака сладострастной встречи,
Без следов второго лежателя.
А она продолжала:
«Ни один инкуб на меня не налегал,
Хотя духи и ославлены блудом.
А сегодня мне нужно во храм Весты…»
и так далее.
С тех пор не было мне сладких ночей.
XI
1
Злые дела твоего легкомыслия! Много их, много.
Я повис здесь пугалом для любовников.
2
Бежать? Идиот! Бежать некуда.
Если хочешь — беги в Ранавс, — и желанье тебе вослед,
Хоть ты вздыбься на позолоченном Пегасе,
Хоть имей пернатые Персеевы сандалии,
Чтоб разрезать воздух и взмыть, —
На больших Гермесовых тропах нет тебе убежища.
Над тобой — Амор: Любовь — гонитель любящих, вес на вольной шее.
Ты бежишь из наших глаз — не из города,
Ты способна лишь к пустым на меня умыслам,
Ты лениво растягиваешь сеть, уже привычную мне.
Но опять новый слух поражает мне слух.
Слухи о тебе — по всему городу, и ни единого доброго.
«Злым языкам не верь.
Красота мишень клевете.
Это пробовано всеми красавицами».
«Твою славу не испятнает яд».
«Феб свидетель, твои руки чисты».
Чужеземный любовник сокрушил Еленино царство,
А она, живая, приведена домой;
Кифереянка пала от Марсовой похоти,
Но царит в высокочтимых небесах…
Ах, довольно, клянусь росистыми гротами, —
Этих Муз на мшистых кряжах, на скатах скал,
Этих хитрых любовностей Зевса в оны дни,
И жженых Семел, и блуждающей Ио.
О, как мчалась птица от троянских гребцов,
И как Ида спала с пастухом между овцами.