С тех пор как золотой октябрь выцвел в мрачный ноябрь,
И яблоки собраны и убраны, и земля —
как бурые прорези смерти сквозь пустошь грязи и воды, —
Новогодье ждет: ждет, дышит и шепчет в потемках.
Покуда мужик сваливает с ног грязные сапоги и тянет руки к огню, —
Новогодье ждет, ждет судьба: того, что наступит.
Кто в Вечер Всех Святых протянул свои руки к огню
И вспомнил святых и мучеников, которые ждут? Кто протянет
Руки свои к огню и отречется от Господа? Кто обогреется
У огня и отречется от Господа?
Семь лет и еще одно лето прошло,
Семь лет, как покинул нас архипастырь,
Кроткий и добрый к своему люду;
Но если он воротится, это будет не к добру.
Властвует король, властвуют князья,
Разный над нами гнет,
И все же мы оставлены самим себе
И рады, когда мы одни.
Мы стараемся, чтобы в домах был лад,
А купец, сторожкий и хитрый, старается нажить хоть малость добра,
А мужик гнется над своей землей, и лицо его как земля,
И он рад, когда его не видят.
Я боюсь, что четыре тихие времени взбушуют:
Придет зима, и с моря настанет смерть,
Пустошительница весна стукнется у дверей,
Ее корни и побеги выедят нас насквозь,
Гибельное лето выжжет ложе наших рек,
И бедняк будет ждать нового гнилого октября.
Разве станет лето нам утешением
От осенних огней и от дымных зим?
Что нам делать в летнем жару,
Как не ждать в пустых садах нового октября?
Неведомый надвигается мор. А мы ждем, мы ждем,
И святые и мученики ждут, ждут новых мучеников и святых,
И судьба ждет в Божьей руке, дающая облик безликому.
В солнечной стреле видела я сама:
Ждет судьба в Божьей руке, а не в руках владык,
Которые числят и рассчитывают, иные к лучшему, а иные к худшему,
И у каждого своя цель, но все они ложатся в круги времени.
Приходи же, добрый декабрь! Кто тебя встретит и приветит?
Вновь на соломе в убогом доме родится ли Сын Человеческий?
Бедняки мы, деяния — не для нас;
Нам — только ждать и свидетельствовать.
Второй хор из «Убийства в соборе»
— Это не град постоянный, это не надежный привал!
Горький ветер, горькое время, неверная прибыль, верная беда.
Поздно, поздно, поздно, поздно: кончилось время, выгнил год.
Злобен ветер, яростно море, в небе темно, темно, темно.
Вернись, Томас, вернись, архипастырь, вернись во Францию, вернись.
Вернись скорее, вернись спокойно, а нас оставь спокойно умереть.
Ты идешь в приветах, ты идешь в ликованьях,
но ты несешь в Кентербери смерть:
Рок над домом, рок над тобою, рок над миром.
Мы не хотим событий.
Семь лет мы жили спокойно.
Мы старались, и нас не замечали.
Жили, и жили вполжизни.
Был гнет, и было раздолье,
Были нищета и своеволье,
Была мелкая неправда,
Но мы продолжали жить,
Жили, и жили вполжизни.
Бывали неурожаи,
Бывали добрые жатвы,
Случался дождливый год,
Случался засушливый год.
То было много яблок,
То было мало слив,
Но мы продолжали жить,
Жили, и жили вполжизни.
Угощались, ходили к обедне,
Варили пиво и брагу,
Собирали на зиму хворост,
Толковали у очага,
Толковали на перекрестках,
Толковали, и даже не шепотом,
Жили, и жили вполжизни.
Рождались, женились, умирали,
Видели разные соблазны,
Терпели от поборов,
Сплетничали, смеялись.
Несколько девушек исчезли,
А другие этого не сумели.
У каждого были свои страхи, как тени,
Маленькие, тайные страхи.
Но теперь в нас великий страх, и не в каждом, а сразу во всех:
Страх, как рожденье и смерть, если видеть рожденье и смерть
Вне всего, в пустоте. В нас страх,
Которого не узнать, которого не выстоять, которого не понять.
Сердца наши из нас вырваны, мозг ободран, как луковица,
души тонут и тонут
В конечном страхе, которого не понять. Ах, Томас, архиепископ,
Томас, владыка, оставь нас, оставь нам наше убожество и пакость,
оставь нас, не требуй
Выстоять рок над домом, рок над тобою, рок над миром.
Архипастырь, ты тверд, ты уверен в судьбе, не боишься теней:
ты знаешь ли, чего требуешь, что это значит
Для маленьких людей, впутанных в ткань судьбы,
для маленьких людей среди маленьких вещей,
Для голов и умов маленьких людей — выстоять рок над домом,
рок над владыкою, рок над миром?
Ах, Томас, архипастырь, оставь нас, оставь мрачный Дувр, плыви во Францию, Томас, наш архиепископ, и во Франции — наш архиепископ, Томас, архиепископ, вскинь белый парус меж темным небом и горьким морем, оставь нас, оставь — и во Францию!