Дай ему самую маленькую монетку,
легонький такой серебряный кружочек,
и он уже думает,
что ее подменили или подпилили,
потому что случай такой уже был.
И какая тут разница? ведь один и тот же
цвет у всякого серебра!
Все сумеем подменить, а это —
нипочем. То ли дело —
золотые солиды:
тысячи уловок есть, чтоб их подделывать.
Если чеканка одна и та же,
то попробуй-ка их различить!
Где на свете больше сходства,
чем между солидом и солидом?
Но и в золоте есть различия:
внешность, возраст, цвет лица,
известность, происхождение, вес, —
на все это смотрят у золота
внимательней, чем у человека.
Поэтому где золото, там все для нас.
Кверол этого раньше не знал;
но дурные люди портят хороших людей!
Вот уж мерзавец этот самый наш сосед Арбитр,
к которому я теперь иду!
Он пайки рабам убавил,
а работы свыше всякой меры требует.
Кабы мог, он бы и мерки завел другие
ради своей бесчестной выгоды.
И вот когда он, случайно или нарочно,
повстречает моего хозяина,
тут-то они вразумляют друг друга.
И все-таки, ей-ей, сказать по правде,
если уж надо выбирать,
то я выбираю своего.
Хоть какой он ни на есть, а по крайней мере
держит нас без скупости.
Да беда, что слишком часто дерется
и всегда кричит на нас.
Так пусть уж и того и другого
накажет бог!
А мы не так уж глупы и не так уж несчастны,
как некоторые думают.
Нас считают сонливцами
за то, что днем нас клонит ко сну:
но это потому бывает,
что мы зато по ночам не спим.
Днем наш брат храпит, но сразу
просыпается, как только все заснут.
Ночь, по-моему, самое лучшее,
что сделала природа для людей.
Ночь для нас — это день:
ночью все дела мы делаем.
Ночью баню мы принимаем,
хоть и предпочли бы днем;
моемся с мальчиками и девками —
чем не жизнь свободного?
Ламп мы зажигаем столько,
чтобы свету нам хватало,
а заметно бы не было.
Такую девку, какой хозяин
и в одежде не увидит,
я обнимаю голую:
щиплю за бока, треплю ей волосы,
подсаживаюсь, тискаю,
ласкаю ее, а она меня, —
не знавать такого хозяевам!
А самое главное в нашем счастье,
что нет меж нами зависти.
Все воруем, а никто не выдаст:
ни я тебя, ни ты меня.
Но следим за господами
и сторонимся господ:
у рабов и у служанок
здесь забота общая.
А вот плохо тем, у кого хозяева
до поздней ночи все не спят!
Убавляя ночь рабам,
вы жизнь им убавляете.
А сколько свободных не отказалось бы
с утра жить господами,
а вечером превращаться в рабов!
Разве, Кверол, тебе не приходится
ломать голову, как заплатить налог?
А мы тем временем живем себе припеваючи,
Что ни ночь, у нас свадьбы, дни рождения,
шутки, выпивки, женские праздники.
Иным из‐за этого даже на волю
не хочется. Действительно,
откуда у свободного
такая жизнь привольная
и такая безнаказанность?
Но что-то я здесь замешкался.
Мой-то, наверное, вот-вот
закричит, как водится.
Не грех бы мне так и сделать, как он сказал,
да закатиться к товарищам.
Но что получится?
Опять получай, опять терпи наказание.
Они хозяева: что захотят, то и скажут,
коли в голову взбрело,
а ты потом расплачивайся.
Боги благие! ужель никогда не исполнится
давнее мое желание:
чтобы мой дурной и злой хозяин
стал адвокатом, канцеляристом
или местным чиновником?
Почему я так говорю?
Потому что после свободы
тяжелее подчинение.
Как же мне не желать, чтобы сам испытал он
то, чего никогда не знавал?
Пусть же он наденет тогу,
пусть обивает пороги,
пьянствует с судейскими,
пусть томится перед дверями,
пусть к слугам прислуживается,
пусть, оглядываясь зорко,
шляется по форуму,
пусть вынюхивает и ловит
свой счастливый час и миг
утром, днем и вечером!
Пусть преследует он лестью
тех, кому не до него;
пусть свидания назначает
тем, кто не является;
пусть и летом не вылезает
он из узких башмаков!