Революционно-демократическая и демократическая общественность оценила комедию как подлинно художественное произведение, исполненное жизненной правды.
Н. А. Некрасов в письме к драматургу от 19 октября 1868 г. отметил в пьесе «задатки истинного комизма» (Н. А. Некрасов, Полн. собр. соч. и писем, т. XI, M. 1952, стр. 117). М. Е. Салтыков-Щедрин ввел Глумова в галерею действующих лиц своих произведений.
Демократические и наиболее левые либеральные критики отмечали жизненность, новизну, едкую сатиричность и типичность образов пьесы. Так, например, Е. И. Утин большим достоинством комедии считал то, что в ней показываются уже не купеческие, а дворянские круги и человек изображается не в его семейных взаимоотношениях, а в «сфере общественных отношений, в области, так сказать, политической жизни нации». В типах пьесы «со всею яркостью отражается картина современного общества». Но, признавая Глумова глубоко типическим лицом, критик считал «фальшиво взятым аккордом» проявление в нем честности и благородства, когда он в дневнике пишет «летопись людской пошлости» («Вестник Европы», 1860, № 1, стр. 326, 345, 346, 347).
А. С. Суворин (Незнакомец), бывший в эту пору прогрессивным журналистом «с симпатиями к Белинскому и Чернышевскому, с враждой к реакции» (В. И. Ленин, Сочинения, т. 18, стр. 250), заявлял, что комедия «На всякого мудреца довольно простоты» оставляет «далеко позади себя толпу драматических изделий других российских авторов». В этой комедии, по его мнению, «есть сцены, очень хорошо написанные, диалоги блестящие, часто дышащие остроумием…действие идет довольно живо и естественно». Но Суворин считал, что Островский показал консерваторов якобы слишком оглупленными, как «сонм дураков», и допустил просчет, поставив в центре пьесы Глумова, по его мнению, не являющегося типическим лицом («Санкт-Петербургские ведомости», 1868, № 301, 3 ноября).
Рецензент газеты «Биржевые ведомости» (М. Ф.) указывал на «типичность и рельефность» действующих лиц пьесы, отображающих «пустозвонов либералов, закоренелых ретроградов, ханжей и тому подобный современный люд, с которым мы встречаемся чуть ли не на каждом шагу». Признавая некоторую («местами») утрировку характеров, рецензент оправдывал ее: «Г-н Островский, желая написать сатиру — взял квинтэссенцию человеческих пороков, оттого многие личности, как, например, ретроград Крутицкий, кажутся как бы утрированными» («Биржевые ведомости», 1868, № 294, 5 ноября).
Отмечая большие идейные и художественные достоинства комедии, эти критики (Утин, Суворин, М. Ф.) вместе с тем выражали недовольство композицией пьесы, упрекали драматурга в искусственности интриги, в злоупотреблении водевильными приемами, случайностями.
Позднее, отвечая на упреки такого рода в адрес комедии, А. Кугель замечал: «Сравнительно малая популярность этой, быть может наиболее глубокой по замыслу, комедии Островского не указывает ли на непонимание формы этой пьесы?» («Театр и искусство», 1899. № 37, 12 сентября). А Ю. Юрьев в 1910 г. писал, что комедия «На всякого мудреца довольно простоты» «дивная», «высокоталантливая вещь, содержащая целую галерею великолепнейших по жизненности фигур, написанная в форме блестящего диалога, буквально насыщенная юмором и остроумием». Он подчеркивал в ней «острую сатиру с весьма широким общественным захватом» («Рампа и жизнь», 1910, № 12, стр. 191).
16 октября 1868 г. комедия «На всякого мудреца довольно простоты» была разрешена драматической цензурой.
Первое представление ее состоялось 1 ноября 1868 г. на сцене Александринского театра (Петербург).
Удачным было исполнение роли Глумова дебютантом Н. В. Самойловым. Он естественно входил в тон любого своего собеседника, льстил ему и в то же время всегда сохранял чувство собственного превосходства и иронию, не замечаемые собеседником («Биржевые ведомости». 1868, № 294, 5 ноября. См. также «Новое время», 1868, № 222, 12 ноября).
Роль Городулина великолепно исполнял В. В. Самойлов. Самойлов «был до того хорош, — восхищался рецензент журнала „Вестник Европы“ (В. Т.), — когда он прикидывался Дон-Жуаном в разговоре с светскою женщиною и в либеральном разговоре с притворным либералом Глумовым, что можно было подумать, будто он копировал какое-нибудь действительное лицо. Простота, развязность, естественность, жизненность, приданная г. Самойловым изображаемому им типу, сделали то, что по нескольким словам г. Городулина мы узнали не только его настоящее, но и его прошедшее и будущее» («Вестник Европы», 1868, № 12, стр. 903).
Игра П. В. Васильева (Крутицкий) вызвала противоречивые отклики. Рецензент журнала «Вестник Европы» считал, что П. В. Васильев создал глубоко типический образ старого генерала отживающих времен; особенно же ему удалась сцена с Турусиной, в которой он из чиновника «всем и всеми недовольного», «негодующего на новые порядки» превращался в «сластолюбивого старика» (там же). Но Д. В. Аверкиев находил, что Васильеву не удалось представить в своей роли именно «важного барина» («Голос», 1868, № 304, 3 ноября).
Ю. Н. Линская, играя Глумову, создала «прекрасный тип умной старухи», заботящейся о карьере своего сына («Биржевые ведомости», 1868, № 294, 5 ноября). А. М. Читау великолепно показала светскую женщину. По отзыву рецензента газеты «Биржевые ведомости», Ф. А. Бурдин «был чрезвычайно прост и типичен» в роли Мамаева. Вполне удовлетворительно играли и другие участники спектакля: П. С. Степанов — Голутвин, П. К. Громова — Манежи, Е. Н. Жулева — Турусина, Малышева — Машенька, П. П. Пронский — Курчаев, П. А. Петровский — Григорий, Розенштрем — лакей Мамаева.
Театральная критика признала этот спектакль «превосходным», «довольно хорошо обставленным», «привлекающим массу публики», которая смотрит его «с истинным удовольствием» («Петербургский листок», 1868, № 157, 3 ноября; «Неделя», 1868, № 48; «Новое время», 1868, № 222, 12 ноября; «Сын отечества», 1868, № 260, 16 ноября). После спектакля Бурдин писал Островскому: «Скажу одно, артисты сделали свое дело (вполне по совести), пьеса очень понравилась, артистов и тебя вызывали бесчисленно, дебютант имел большой успех» («А. Н. Островский и Ф. А. Бурдин. Неизданные письма», М. — Пг. 1923, стр. 85).
6 ноября 1868 г. премьера комедии состоялась в московском Малом театре, в бенефис К. Г. Вильде.
В центре спектакля был С. В. Шумский. Он играл Крутицкого «военным генералом и придавал ему совершенно иной характер, чем петербургский исполнитель этой роли». У П. В. Васильева Крутицкий «выходил глуповатым, наполовину выжившим из ума. У Шумского он был генералом „не у дел“, глубоко убежденным в своей житейской мудрости и опытности. Его страсть к поучениям и проектам была не чудачеством ничем не занятого старика, а результатом глубокого убеждения в своей правоте, желанием направить всех на истинный путь… Такой Крутицкий был самым интересным лицом в пьесе» (Д. А. Коропчевский, «С. В. Шумский». «Ежегодник императорских театров», сезон 1895–1896 г., кн. 3, стр. 42–43).
Другие роли исполняли: К. Г. Вильде — Глумов, X. И. Таланова — Глумова, П. М. Садовский — Мамаев, Н. А. Александров — Курчаев, В. А. Дмитревский — Голутвин, С. П. Акимова — Манефа, Е. Н. Васильева — Мамаева, И. В. Самарин — Городулин, Н. М. Медведева — Турусина, Г. Н. Федотова — Машенька, Д. В. Живокини — Григорий, А. А. Черневский — лакеи Мамаева.